Белая радуга

Через три дня Аннет вернулась с работы пораньше и сразу зашла в комнату Златы. Привычно глянув на нее краем глаза, девочка заметила, что тетушка выглядит какой-то взъерошенной и нахохлившейся, точь-в-точь больная птица.

– Слушай, даже не знаю, как тебе сказать-то, – заговорила та с порога, – только я Мирелу сразу предупредила: оставлю у себя, если все хорошо пойдет. «Но если нет, не обижайся, спроважу» – так я твоей матери сказала. И вот теперь вижу: не задалось у нас.

– Я что-то плохое сделала? – искренне удивилась Злата, не помнившая за собой никаких промахов.

Аннет ответила не сразу, очень долго мялась и вздыхала. Но потом все же выпалила:

– Ты-то девчонка хорошая. Но вот глаз этот твой дурной… Боюсь я тебя, если уж всю правду сказать. Не смогу с тобой под одной крышей жить.

– Но ведь ничего не случилось! – Злата давно уже забыла про случай с музыкой и прыжками по паркету.

Тетка недобро прищурилась, подбоченилась:

– Ну да, как же! Как глянула ты на меня, так у меня вот тут, – она потыкала пальцем в ямочку под горлом, – гореть все начало, и сердце стало заходиться, словно бы умираю от инфаркта, а в голове одна мысль: спасусь, если перед Славочкой моим во всем покаюсь. Позвонила ему и давай рассказывать, в чем перед ним провинилась. Там, конечно, по мелочи, – она сердито поджала губы, – но результат ты сама видела. Еле сумела прощение вымолить.

– Но почему вы думаете, что это из-за меня?

Выросшая среди цыган, Злата была в гораздо меньшей степени подвержена предрассудкам, чем многие люди, поскольку хорошо знала цену всяким чудесам, сглазам, проклятиям и гаданиям. И вот надо же: она в собственный дурной глаз не верила, зато тетушка – еще как.

– А из-за кого же? – вытаращила и без того выпуклые глаза Аннет. – Неужто я сама до такого додумалась бы?

– Все же хорошо кончилось, – уныло повторила Злата. – Может, если я буду за собой еще больше следить… ведь случайно это вышло!

Краем глаза она наблюдала, как Аннет кладет ладонь на высокую пухлую грудь и сокрушенно мотает головой:

– Не могу я, детка. Боюсь я теперь, вот беда! Вдруг за тобой и другое что водится? Видать, не просто так тебя малышкой под кустом бросили, – припечатала она.

Злата вспыхнула и дернулась от внезапной боли в груди. В последнее время она сама много размышляла о том, кто были ее родители и почему с ней такое случилось. Аннет попала в самую рану. Но девочка понимала, что тетушке нелегко дается разговор, поэтому просто спросила:

– Мне что, в поселок возвращаться?

Аннет покачала головой.

– Нет, назад тебе пути нет. Но ты не переживай, я тебя пристрою в одно хорошее местечко. В интернат. Учиться будешь и жить среди ребят, никто там странностей твоих не заметит. А на выходные и каникулы я забирать тебя стану, – добавила тетушка таким ласковым голосом, что Златка сразу поняла – этого никогда не случится, но сказала:

– Ладно.

Аннет кивнула удовлетворенно, направилась к выходу из комнаты, но вдруг с задумчивым видом застыла в дверях. Зачем-то снова потрогала горло и сказала:

– Но кое о чем я тебя попрошу. По-родственному. Когда будешь покидать этот дом и прощаться с дядей Славой, глянь-ка ты ему в глаза, договорились?

– Зачем? – слабым голосом спросила Злата.

– А затем! – буркнула тетушка. – Почему я должна теперь виноватая перед ним ходить? Пусть и у меня против него что-нибудь будет, поняла?

– Ага.

Тетушка провернула дело меньше чем за неделю, и скоро девочка оказалась в интернате, на тот момент довольно пустынном – многих детей забирали на лето родители или опекуны. А через неделю началась учеба. Интернат был совсем неплох. Жили в уютных чистых комнатах по четыре человека. Спонсоры и волонтеры это здание почти в центре города не обходили стороной, за сентябрь Злата успела побывать и в цирке, и в театре, и в океанариуме – везде впервые в жизни.

Вот только привычку не смотреть в глаза окружающим пришлось сразу оставить. В обществе ровесников прятать глаза – все равно что танцульки устраивать на минном поле. Заклюют. А народу вокруг постоянно толчется столько, что никто на нее ничего не подумает, – так рассуждала Злата… и меньше чем через месяц стало ясно, что она снова ошиблась.

К директору интерната Павлу Олеговичу ее выдернули прямо с уроков. Когда вошла в кабинет, директор в задумчивой позе стоял у окна лицом к двери, опираясь крупными руками о подоконник, и лучик солнца резвился на его гладкой лысине. Лицо у директора было как непропеченный блин, белое и рыхлое. Нос и вовсе не удался, торчал немного вбок, глаза цветом напоминали грязные лужицы. Но Злата знала, что директор – человек не злой и справедливый, так что к плохому не готовилась.

Он предложил ей сесть к столу и долго разглядывал – Злата привычно уставилась на собственные руки, сложенные в замок, поэтому не была до конца уверена, что у директора на уме, злится он или, наоборот, хочет похвалить за успехи, ведь учеба у девочки шла без сучка, без задоринки.

– Злата. Злата Михай, – неспешно произнес Павел Олегович. – Скажи, пожалуйста, ты ведь из цыган?