Белая радуга

– Погоди, так когда ты меня за плечо схватил…

– Вообще-то я машинально это сделал, – уточнил Платон. – От волнения. Простите.

– Понятненько, – пробормотал Эдик, вспоминая странное ощущение в тот момент, когда рука парня сжимала его плечо, – легкость и понимание того, как именно он должен сейчас поступить.

– Из этого могло ничего не получиться. Просто вы считали правильным рассказать мне это. Но почему-то не хотели.

– Стоп, а как ты вообще догадался об этой своей способности? Ты ведь мысли читать не умеешь? А как можно понять, что человек на самом деле хочет, если он сам этого не понимает… ну иногда?

– Просто наблюдал. Знаете, меня из детдома много раз хотели забрать в приемную семью. Приходили, разговаривали со мной, гладили по голове или трепали по плечу – и в результате меняли планы. Хоть я и хромоножка, у меня-то все было в порядке. Они и приходили чаще всего, услышав или прочитав обо мне в газете: единственный детдомовец, который побеждает во всех олимпиадах. А забирали тех, кто куда больше нуждался в семье, потому что так им велело сердце. Но бывало наоборот: приходили приглядеть малыша, а брали меня.

– А твои опекуны?..

– Это другое. Их наш директор попросил обеспечить мне спокойную обстановку перед поступлением в универ. И я уже не ребенок, чтобы трепать меня по голове.

– Погоди, – стараясь понять, все больше волновался Редкий. – Ну если так, то что ты от всех шарахаешься? Разве плохо слушать голос сердца? Я бы на твоем месте всех подряд хватал за руки!

Но Понедельник непреклонно мотнул головой:

– Нет, все не так. Голос сердца слаб и звучит недолго. Его надо или слушать постоянно, или не слушать вообще. Большинство детей через месяц или два вернулись в детский дом. И меня возвращали. В нашем детдоме часто дрались и обижали слабых. Иногда я пытался вмешиваться в драки, хватал зачинщиков за руки – некоторые в самом деле остывали и даже становились на сторону того, кто слабее. Но другие еще больше сатанели. У озлобленных людей голос сердца очень опасен.

– Понимаю, – медленно проговорил Эдуард. Огляделся по сторонам: они почти дошли до ворот парка. – А ты кому-нибудь еще рассказывал об этой своей способности?

Воронцов покосился на него изумленно.

– Нет, кто бы мне поверил? Я удивлен, что вы… Но я вам благодарен. Может, я это просто выдумал. Я часто воображаю о себе всякие странные вещи, как и все, наверное, кто не знает своих родителей. Большое поле для фантазий.

– Да уж, – вздохнул Эдик. – А я тебе подбавил дровишек в топку.

Он проводил Платона до его дома на пешеходной улице и все это время мучился, желая как-то ободрить парня и не находя нужных слов. Сердце, получив право голоса, ныло и трепыхалось в груди, требовало чего-то еще, и поскорее. Прощаясь с парнем, Эдуард уже знал: ему нужно немедленно увидеть Эллу. Поговорить с ней всерьез. Сказать, что они напрасно теряют время, что им необходимо быть вместе. И пусть это окажется ошибкой – жизнь так коротка, что ошибка может и не успеть раскрыться, зато они успеют побыть счастливыми.

* * *

Утром в понедельник Таня Милич снова проснулась с острым желанием забыть на сегодня про гимназию. Но поступить так было никак нельзя: Даша точно сочтет ее трусихой. И потом, Таня давно поняла, что проблемы нужно решать немедленно, пока они не разбухли, как хлопья в молоке. Пришлось вставать и плестись на кухню. Хорошо хоть, аппетита с самого утра уже как не бывало.

Родители отбыли на работу, за столом на кухне сидел брат, одной рукой набирал что-то на ноутбуке, другой отправлял в рот завтрак. Ею же приветливо помахал сестре.

– Не учишься сегодня? – спросила его Таня, прикидывая, что сейчас полезет ей в рот.

Мать, само собой, с утра уже приготовила и сырники, и гренки в омлете, а для дочери отварила куриную грудку – согласно диете.

– Практика, – с набитым ртом ответил Володя. – Удаленно. Заодно и за этим скандалистом пригляжу, – он потыкал пальцем в лежащего у его ног Абрека.

– Но так он никогда не привыкнет один оставаться.

– Научится, куда ему деваться! Сегодня на пару часов отлучусь в универсам, мать оставила список покупок. Поэтапно будем приучать.

– А, ладно, – вздохнула Таня.

В глубине души она надеялась, что посидеть с питомцем опять попросят ее. Но нет, все указывало на то, что сегодня никакая добрая сила не помешает ей присутствовать на уроках от звонка до звонка.

Она нехотя поковыряла куриную грудку, половину сжевала. Пискнул смартфон в кармане халата, сообщая, что в соцсетях что-то происходит. Таня неловко дернула рукой, и кусок курицы полетел на пол. Но не долетел, исчез. Из-под стола донеслось довольное чавканье. Брат смешно сделал брови домиком.

– Догадался! Абрек тоже входит в программу похудения! А я-то ломал себе голову, почему сестренка, мечтавшая о попугайчике, вдруг приволокла домой мохнатое чудовище.

Но Таня ничего и никого не слышала: она читала сообщение. Хотя чего там читать, одно слово:

«Передумала?»

«Нет», – набрала девочка.

«Жаль».

Через мгновение:

«Тебя жаль».

И потом еще:

«А, нет, не жаль. Сама виновата».

И с десяток злобных смайликов.