Белые маки (СИ)

— Просто люби его. И оберегай. Это все, что ты должен делать. Когда он очнется, а течка кончится, я поговорю с ним. А ты можешь ступать. Пусть он отдыхает, — проговорила Мицуки, на что Киришима кивнул и отправился в свой замок, держа в руках порванный, изуродованный букет цветов, в котором не осталось ни семян, ни жизни. Все это перешло другому цветку, который нуждался в этом намного больше.

Комментарий к Глава 2. Зовите графа, срочно!

Я не знаю, возможно ли то, что я здесь описал. Пожалуйста, строго не судите и тапками не кидайтесь, я правда пишу впервые омегаверс. У меня не было до этого еще каких-нибудь попыток.

Осталась еще одна глава. Там я вам оставил самое сладкое, хы.

========== Глава 3. Забеременей! ==========

Спустя 2 года

Киришима лежал в постели, ворочался, но сон никак не приходил. Место рядом пустовало, оно было холодным, а человек, что должен был здесь лежать, сидел и мучился в другой комнате. Вновь течка, и он ушел подальше, чтобы там сделать гнездо и спокойно ее перенести, не беспокоя еще и своего мужа. Но так было холодно, просто жуть… Каждый раз такое, когда Бакуго уходил…

Прошел час. Второй. А Эйджиро все не спит, ворочается, тоскует. Даже скулит, тихо так. Еле слышно. Жаль, Кацуки не услышит - ему самому сейчас плохо, не до графа.

Но внезапно дверь распахнулась, а комнату ворвался душистый запах лаванды, от которого тут же стало пусто в голове. Тихие шаги и шепот на ухо, смысл которого Киришима понимает лишь спустя пару мгновений.

- Я хочу от тебя детей, Эйджи-и-иро…

- Кацуки… Нет, ух… Уходи, - рычал Эйджиро, пытаясь оттолкнуть омегу, но тот, вместо того, чтобы последовать приказу, навалился всем телом, прижался грудью к груди графа, а потом и вовсе заполз верхом, усаживаясь на бедрах Киришимы. - Бакуго… Ты не в себе… Иди к себ…

Красноволосый попытался его скинуть, сделать хоть что-нибудь, пока он еще мог думать и соображать, но последние капли здравого рассудка уже покидали голову Эйджиро, падая в огромную пропасть и разбиваясь о душистый запах лаванды. А Бакуго все не останавливался: он стал тереться бедрами о пах Эйджиро, вызывая у того учащенное и прерывистое дыхание. Он закусил губу до крови, стараясь не поддаваться - у омеги просто течка. Но…

- Я же знаю, что ты хочешь тоже ребенка, - на удивление голос Кацуки, даже не смотря на то, что тот слегка сипел, был тверд. - Ну же, Эйджиро, чего же ты ждешь?

Бакуго наклонился и приблизился к губам мужа, настойчиво впиваясь в них. А Киришима даже и не дышит почти, два чувства борятся в нем: заняться любовью с омегой или же, собрав последние силы в кулак, выставить за дверь, чтобы не наделать что-нибудь с любимым цветком. Кацуки уже шарит во рту у графа, обводя языком нёбо, ряды острых зубов, аккуратно, чтобы не поранить себя. Он продолжает потираться пахом, вырывая редкие, резко обрывающиеся стоны, но они были так сладки и вгрызались в мозг Бакуго, что только с еще большей напористостью стал шарить в чужом рту.

Кацуки отстранился, почувствовав, как чужие руки нежно оглаживают его бедра, ягодицы, бока, как Киришима привстает с постели и забирается рукой под ночную рубаху, что-то очерчивает на прессе, а потом резко хватает за подбородок и приближает к себе. Тяжелые вздохи, чмокающие звуки и вязкая, тягучая атмосфера. В тишине комнаты, которая по крайней мере была до прихода Бакуго, так отчетливо слышались все звуки: эти самые вдохи, горячие поцелуи и шорох постели. Кацуки выгнулся в спине, пытаясь слиться с телом Киришимы. Тот резко отстранился и прижался носом к изгибу шеи, шумно вдыхая запах лаванды, который уже стоял в носу, но был таким желанным.

- Как же ты сладко пахнешь… - говорит Эйджиро и почти рычит, проводя языком по кадыку.

Бакуго шумно выдохнул и потянулся за новым поцелуем, таким же страстным, но Киришима не дал этого сделать, продолжая настойчиво впиваться губами в шею своего мужа. Дорожкой поцелуев он приблизился к вороту рубашки и, вновь зарычав от досады, он быстро снял ее с омеги, открывая вид на красивую, белоснежную, бледную кожу. Ну ничего, сейчас Киришима это исправит. Подхватив своими острыми зубами плоть на ключице, он слегка сжал челюсти, оставляя алый след, тут же зализывая его. А Бакуго дрожью пробивает от этого, он сжимает ладони на плечах альфы и поддается ближе, заставляя нос Эйджиро уткнуться в его кожу. Еще. Еще-еще-еще!

Киришима идет все ниже, целует грудь, прихватывает теперь сосок, отчего Бакуго воздухом подавился, еще больше прогнувшись в спине. Эйджиро встал на колени и толкнул в грудь Кацуки, отчего тот лег на спину, смотря в затуманенные глаза графа, так же покрытые пеленой похоти, как и у него.

Киришима вновь утыкается носом в кожу омеги, жадно целует, будто пытается зацеловать каждый сантиметр мужа. Бакуго закусывал губу, шептал что-то, но Эйджиро не слышал. Он спускался все ниже и ниже, оставляя красные пятна на молочной коже Кацуки. Он теперь его, только его! Он вновь вернулся к плечу и прикусил кожу, оставляя свою метку. Вот теперь точно его.

Кацуки поддался вперед и схватил пальцами за рубаху, начиная рвать ее.