Белые пешки

И снова она задымила, а Сашу взяла такая грусть, что даже захотелось все-таки стрельнуть сигаретку. Впервые в жизни. Пусть вредно. Вишневый запах теперь ассоциировался у нее с горем, с чем еще? И с неопределенным ожиданием: а вернутся ли твои друзья, когда чужой уже погиб?

– Он был знакомым моего первого редактора, и однажды тот пригласил нас всех на дачу, на шашлыки, вот там-то мы и спелись. – Оксана, похоже, поняла, что Саша не против послушать. А может, поняла и что-то еще. – Фред как раз что-то отснял во Флоренции и захотел отдохнуть на родине. Он мне приглянулся: вы подумайте только, голубоглазый смуглый брюнет, весь в белом, как с картинки. Ваша Наташа, – видимо, она имела в виду Борицину, чуть сморщила нос, – меня всеми правдами и неправдами отгоняла, мол: «Это Самойлов, он вечно в себе, он ни с кем не общается». Но я к нему все-таки подошла. Хотела сначала просто похвалить его фильмы, но вместо этого, услышав, что он там обсуждает с Пашей – тоже вашим, кстати! – нагло так сказала…

Саша ждала. Леонова даже захихикала, явно вспомнив что-то забавное.

– Фред перебрал и поносил Паше современных авторов на чем свет стоит. Мол, ну вот не умеют, не умеют они писать качественное порно! И эротику! И вот это все! Не чувствуют, не понимают, все такое… и тут, внимание, вылезаю я, многозначительно подмигиваю и выдаю: «А у меня в книжках вот хорошая эротика есть!» Паша, конечно, попытался все замять, но Фред в меня вцепился, мол, докажи, докажи. – Оксана дернула худым плечом. – А я, не будь дура, доказала, с собой у меня как раз была рукопись про… что же там… а вот, про Влада Цепеша и жену, которую я ему придумала, и там фоново шла еще линия Мехмета Завоевателя и Раду Красивого, в общем, эротика на любой вкус. – Саша округлила глаза. – Да господи, что ж вы такая невинная, не в упрек будет сказано! – Оксана сама от себя отмахнулась. – Простите. В общем, вот примерно так мы с Фредом и спелись. И тогда же я услышала от него красивые слова, которые меня очень поддержали. – Она помедлила. – Может… и вас поддержат, Саш? Я, может, путь уже не продолжу, но у вас-то он еще длинный.

– Что за слова? – тихо спросила Саша. Почему-то у нее чаще забилось сердце. У Оксаны, может, тоже: она приложила руку к груди. Ее голос снова стал ниже и хриплее.

– Мир все чокнутее, все быстрее. В нем удешевляются все производства, включая производство чувств. Бороться с душевной атрофией. Быть врачами для зрителя и читателя. Вот чего им не хватает. Мига

, трепетно застывшего перед вечностью, Маленькой Жизни, бесстрашно глядящей в глаза Большой Смерти

. Вот на что смотрят. Вот чего ищут. И каждая маленькая жизнь очень ценна. А еще берегите свою собственную.

Они молчали долго. Не минуту, но половину точно. Оксана вяло доковыривала штрудель, скорее ломая его, чем поедая. Саша с усилием стряхнула наваждение.

– Он так и сказал? Последнее? Будто чувствовал что-то.

– Будто, – вздохнула Оксана. – Хотя ему довольно много оставалось, это же несколько лет назад было, мы потом еще общались, летали друг к другу в гости… – Она отодвинула тарелку. – Но да. У меня такое же чувство возникло. И еще голос вот тот, в моей голове, помните? Так он тогда вкрадчиво сказал мне: «Было бы это еще так просто – беречь! Обычно либо ты, либо тебя».