– Все разбежались. Хотя была классная компания. Отвязная, ну, думаю, сами понимаете: историки. Юные, любопытные, немного злые… и мечтающие открыть об этом мире всю-всю правду.
Саша улыбнулась. Хорошее описание.
– Забавно, – Оксана, может, даже с собой говорила, а не с ней. – Собираю все эти статуэтки, – она кивнула на сумочку, висящую на спинке стула, – и задаюсь иногда вопросом, а стоило ли это того. Правильно ли все. А потом читатель какой-нибудь пишет – и меня отпускает. Глупость какая-то.
– Почему глупость?! – возмутилась Саша. Читатели пока не писали ей писем, явно не зная адреса, но ей это казалось в целом милым. – И про что вы вообще? Что «стоило»? Ваши друзья вас, что ли, бросили из-за книжек?
Неприятно было такое спрашивать: вспоминался Макс. Вот сейчас Оксана как скажет: «Они мне завидовали», как станет тошно, что хоть вешайся…
– Да, конечно. – Оксана кивнула, затянулась глубоко и медленно, опять выдохнула. – Они же решили, что я паршивая овца и со мной лучше не общаться.
Саша ничего не поняла, а Оксана с таким апломбом это сказала, словно это было что-то очевидное из предыдущих фраз. Как бы, блин, потактичнее уточнить: «В смысле?»
– В смысле? – ничего изобрести Саша не смогла и постаралась хотя бы не округлять глаза. Уж что-что, а поддержку от своих она всегда получала, даже Макс хорошо держался. Ну, более-менее.
– В смысле, повторю, извините, – Оксана вздохнула, видимо, поняв, что тумана напустила больше, чем дыма. – «Историки. Юные, любопытные, немного злые… и мечтающие открыть об этом мире всю-всю правду». И тут я, едва ли не лучшая на курсе, начинаю писать романы, в которых позволяю себе откровенно привирать. О том, что у Марии Антуанетты была воображаемая подруга из Дивного Народа. О том, что Джоанна Английская, сестра Ричарда Львиное Сердце, любила младшего брата врага – султана Саладина, ну а сам Ричард был весьма неравнодушен кое к кому из французских королей. – Глаза ее блеснули любовью, это была любовь автора к персонажам, и у Саши почему-то защемило сердце. – Да много о чем. На самом деле… – Оксана даже засмеялась… – Все это и не вранье. Это просто неподтвержденная правда: вещи, в пользу которых можно найти свидетельства, но они не будут железобетонными. И может, как раз то, что я даже не лгала, а выбрала неподтвержденную правду, не боялась ее, моих друзей и бесило. Они-то писали научные статьи, пачками, а я ударилась в книжки.
– Ну и правильно! – выпалила Саша, поспешив уточнить: – Правильно ударились! Статьи – это же…
Она спохватилась, вспомнив, что «академические мечты» лелеет Левка: периодически пишет материалы о своих исследованиях, – тяжеловесно, замудренно и вполовину не так увлекательно, как его же рассказы в стиле «Пролил я тут на себя одну колбочку…» Оксана опять рассмеялась и одарила ее теплой улыбкой.
– Саш, ваша поддержка прямо чувствуется, спасибо большое. Но, наверное, там у нас правда получилось не очень красиво. Я, как всякий начпис, требовала от бедных друзей внимания, все совала и совала им рукописи. Они либо не читали из-за загруженности, либо начинали нудно рассуждать о «фактах из источников, которые говорят другое», и мы ругались. Я все чаще обзывала их зашоренными. Они все чаще говорили, что я ненормальная, обманщица и все такое. Что читателя нужно воспитывать, а не развлекать либо уж воспитывать, развлекая, без всяких пошлостей вроде постельных сцен! – Саша смутилась, когда Оксана так махнула кулаком, будто готова защищать постельные сцены в бою. – Извините, Саш. Но мне правда до сих пор очень обидно. Меня даже наши профессора – люди советские, вроде бы еще более зашоренные – читали и хвалили, а друзья начали потравливать, тихонько так. Это потом я поняла, что возраст многое смягчает, терпимее делает. У педагогов – так точно.
Саша кивнула и задумалась. Что могло бы заставить ее «потравливать» друзей? А друзей – ее? Они, конечно, серьезно полаялись, читая прощальную запись Макса, но уже скоро как ни в чем не бывало списывались, созванивались, виделись, конфеты вон друг другу дарили. А тут какой-то ужас. Может, и прав Левка, говорящий, что «в целом научная сфера – как консервная банка со злыми селедками. Лучше иметь оттуда выход».