Белые пешки

Она вскочила, перебросила пистолет в левую руку, передернула затвор и снова нажала спуск. Бэнг!

– Не выпендривайтесь, курсант Белорецкая… – Укоризненное бормотание она уловила даже сквозь наушники и не сдержала ухмылки. Бросила:

– Вас поняла.

– Нет, не поняла, харе в кино играть! – И еще выстрел. – Стоп! Все!

Вскоре инструктор, смеясь в рыжеватую бороду, уже размашисто расписывался – сначала в ведомости, затем в зачетке. Ника, приводя в порядок выбившиеся из хвоста волосы, ждала: может, нарвется на похвалу? Но нарвалась, как обычно, на другое:

– Надо отрабатывать скорость. Свободны.

Мысленно Ника возвела очи горе. Гусь – так курсанты прозвали инструктора за привычку щипаться, привлекая внимание, – редко кого-то хвалил. В смысле – по-настоящему, от души, чтоб захотелось жить и служить. Для каждого у него была припасена пара замечаний. Впрочем, то, что он сказал Нике, да еще мирно, да сдобрив высоким баллом, было ого-го достижением. Так что вслух Ника радостно согласилась:

– Так точно!

Гусь не оценил ее попытку отдать честь.

– К пустой голове руку не прикладывают, – буркнул он.

– Она не пустая, – улыбнулась Ника, направляясь в раздевалку. – У меня там мозг.

– Блажен, кто верует, – литературно откликнулся инструктор.

Ника показала ему язык. Опять мысленно.

Она снова нашла Гуся на улице: тот, видно, объявив оставшимся курсантам перерыв, курил. Стоял, всем немалым весом навалившись на перила, и бездумно разглядывал ухоженный двор, в единственном зеленом уголке которого сиротливо притулился куст сирени. Ника помедлила рядом, с некоторой неловкостью переступила с ноги на ногу.

– Разрешите обратиться?

– Чего тебе еще, Белорецкая? – сонно спросил он, чуть поворачивая голову.

– А практика когда начнется? – выпалила Ника.

Взгляд Гуся стал совсем уже незаинтересованным. Он явно пожалел, что «разрешил обратиться».

– Какая практика? – Из бороды донеслось снисходительное хмыканье. – Будете коридоры мыть и деревья сажать, как два года мыли и сажали. Придумала, тоже мне…

Ника задумалась. Посмотрела на Гуся, склонив голову, пару раз хлопнула ресницами. Даже накрутила на палец прядь волос.

– Что это с тобой? – подозрительно поинтересовался Гусь, вынув изо рта окурок.

– Ну Всеволод Вале-рьеви-ич, – не без труда вспомнив имя Гуся и постаравшись изобразить заигрывающий тон Марти, протянула Ника. – Ну скажи-ите!

Она чувствовала себя глуповато, выкаблучиваясь перед неинтересным ей мужчиной. Да она и с интересным-то не стала бы! Но о практике ходили совершенно другие слухи, без деревьев и коридоров. Подтверждение или опровержение хотелось добыть из первых рук. А Гусь, согласно все тем же курсантским разговорчикам, руку к практике приложил.

Он посмотрел на Нику уж точно без тени страсти. Скорее с жалостью.

– Макака, – наконец фыркнул он. – Ладно уж…

Гусь помедлил. Затянулся еще раз, стряхнул пепел, сощурился на солнце, выдерживая паузу. Наконец смачно загасил окурок о перила, швырнул в урну и торжественно изрек:

– Поработаете. Раскидают вас. В августе-сентябре начнется.

– Кла-асс! – выпалила Ника вполне искренне.

Гусь кивнул, прибавив:

– А тебе, кстати, уже выбрали место. Лично просил Владимир Петрович к себе. – Хмыкнул: – С перспективой, наверное! Вот же хитрый бес, всегда лучшее отжимает!

Лукин. Дядя Владя. Ника будто налетела на стену, и все ее приподнятое настроение улетучилось. Кулаки сжались, уши загорелись. Нужно было владеть лицом, интонацией, всем, чтобы на нее что-то не подумали. Собравшись, она натянуто заулыбалась:

– Да? Как мило с его стороны. Действительно, с чего бы это…

Гусь удивился, казалось, вполне искренне.

– Как с чего? Он тебя шмакодявкой помнит, нет? Ты разве с дочкой его не дружишь?

– Да, – голос совсем упал. – Точно, да. Я… забыла.

Ну-ну, забыла. Коза! Даже жаль уже, что вообще рот открыла.

– Странная ты все-таки, – произнес Гусь. Даже его Ника обмануть не могла, не то что себя. – Головушкой-то не билась, нет? Или что?

Ника пропустила колкость мимо ушей, закусила губы и нахмурилась, думая, стоит ли озвучить мысль, уже отозвавшуюся тревогой и досадой. Но Гусь ведь с первого курса относился к ней неплохо. По-своему привечал, даже сейчас поделился секретными планами, и она все-таки решилась пожаловаться. Кому еще душу-то отвести? Марти нет, а остальные просто не поймут. Еще Макс бы, может, понял. Но и Макса нет.

– Ау, – пугающе ласково позвал инструктор. – Курса-ант?

– Несправедливо! – стоило выдохнуть это, и даже ребра перестало так сжимать. Ника уставилась в пол, скрестила руки на груди. – Отец наверняка попросил Владимира Петровича попросить вас! Ведь да? Я так не хочу!!!

Она подождала, пока Гусь осмыслит фразу. Он ее не осмыслил, вытаращился и опасливо уточнил:

– Гм-м-м. Чего?..

Ника сделала еще один глубокий вздох и пояснила:

– Понимаете, папа… ну, беспокоится. Против моего поступления был. Теперь хочет обезопасить, вот небось и попросил Лукина меня взять, типа «своя рубашка ближе к телу». – Она в красках, беспощадно представила свою практику и едва не завыла. – Максимум, что мне светит, – копаться в архиве, кофе носить и… и…