Читаем Белые волки полностью

— Как же вы пробирались без документа?

Где у вас документ?

Дмитрий ударил себя по лбу.

О Белые волки о I

— Совсем из головы вон. Да ведь у меня

есть документ!

Быстро сел на пол, снял сапог с ноги,

вынул нож из кармана. Отпорол подошву.

— У меня здесь паспорт старый.

Протянул офицеру паспортную книжку-

Ивана Петровича Мурыгина.

Тщательно осмотрели книжку со всех

сторон.

__ Почему же вы сразу не показали пас-

порта?

Дмитрий улыбнулся.

— Забыл со страху. Ведь вы знаете, что

там про сибирские войска распускают. Будто

при переходе границы убивают на месте без

всяких разговоров.

Офицер выругался.

— Вот сволочь большевистская! И не-

ужели этому верят?

— Верят не верят, а все-таки боязно.

А ну, как и вправду без суда и следствия!

Там всяких страхов натерпелся, да еще,

думаю, здесь неизвестно что будет.

— А советский документ у вас был?

— Был. Вот уж из последней деревни

выехал, изорвал. Думаю, без документа еще

суд да дело, хоть расспросят, может быть, ну,

а с советским документом прямо на месте

пристрелят.

— Напугали-таки здорово вас.

Дмитрий виновато улыбнулся.

— Откуда же нам знать? Ведь отсюда

никакие известия не проникают. А то, что

сообщается в советских газетах, вы, наверно,

знаете какого сорта?

Офицер все еще вертел книжку в

руках.

— Так как вас звать?

— Мурыгин, Иван Петрович Мурыгин.

Так. Ну, садитесь с нами чай пить.

Протянул Мурыгину книжку. Вынул бу-

мажник, отобрал с десяток советских де-

нежных знаков и положил на стол.

— Вот, может, поинтересуетесь. Все рав-

но здесь не нужны будут.

Взяли, поблагодарили.

— Ну, что там в Большевизии, рас-

скажите.

- Да что там? Жить нельзя интеллигенту.

Все под подозрением. Каждый интеллигент —

буржуй и контрреволюционер. Тюрьмы всюду

переполнены. Расстреливают массами. Хлеба

нет, голодовка форменная. Пегроград выми-

рает. На улицах трупы, не на чем вывозить,

всех лошадей поели. Поели собак и кошек.

Здания разрушены, деревянные дома раста-

скивают на топливо. В Москве то же самое.

Дороговизна невероятная. Все, кто может,

бегут. Ждут, как светлого Христова воскре-

сения, прихода сибиряков или с юга Дени-

кина. В провинции всюду крестьянские вос-

стания. Недолго, недолго продержится Со-

ветская власть. Даже рабочие, и те против

большевиков, потому что живется им в ты-

сячу раз хуже, чем при царе. Ну, конечно,

комиссары и теперь живут припеваючи. У них

и фрукты, и вино, все, чего хочешь.

Офицеры с жадностью слушали рассказ

Мурыгина. Дмитрий вполне вошел в свою

роль, с азартом ругал большевиков, и рас-

сказал тут же придуманную историю о том,

как его самого выгнали из собственного

дома, отобрали мебель, одежду, — словом,

все, что было в доме. Кое-как приятели на

дорогу собрали.

— Ничего, все скоро вернем. Рождество

будем встречать в Москве!

— Дай-то бог, —вздохнул Мурыгин.

ГЛАВА X.

ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ ЛОМОВ.

В город Мурыгин приехал рано утром.

Сдал чемодан на хранение и пошел искать

комнату. Проходил до самого обеда и нигде

не встретил ни одной записки о сдаче ком-

наты Попробовал зайти в два -три дома

без записок. Ничего не вышло. И сами не

сдают, и кто может сдать — не знают. При-

ближался вечер. Вернулся на вокзал, прошел

в буфет первого класса, спросил чаю. Кло-

нило ко сну, болела голова. В книжном киоске

купил разных газет, кое-как просидел до

утра. Утром вышел наружу, ледяной водой из

крана освежил лицо и голову. В буфете на-

пился чаю. Опять пошел в город. Теперь ре-

шил заходить под-ряд в каждый дом и в

каждом доме спрашивать о комнате. Все без-

результатно, везде отказ. Остановил на улице

человека с лицом, показавшимся Мурыгину

симпатичным.

Не знаете ли, где можно найти комнату?

— Нет, не знаю.

Вот скандал. Город незнакомый, при-

ютиться не у кого, целую неделю на вокзале

сижу.

— Да, здесь трудно найти комнату. Все

переполнено беженцами. Беженцев больше,

чем коренных жителей. А вы откуда?

— Из Перми. Я тоже беженец.

— Беженец?

— Да. Я учитель.

— Коллега, значит. Я тоже учитель. Куда

бы это вас направить? Постойте, я дам вам

записку к одному своему приятелю-коопе-

ратору. Если у него нет угла, так он вас

тоже куда-нибудь направит.

— Спасибо вам, коллега, спасибо!

Ну, что там, дело невеликое записку

написать.

Вынул записную книжку, написал записку,

вырвал листок.

— Ну, вот вам. Он хороший парень, если

что можно сделать, сделает. Только ступайте

к нему после обеда, на службе к нему не

доберетесь.

У Ивана Александровича Ломова широкое

круглое лицо, большой высокий лоб, широкий

слегка приплюснутый нос. Застенчивая мяг-

кая улыбка на лице. Говорит мягким за-

душевным голосом.

Прочитал записку, задумался.

— Что же с вами делать? У меня негде,

видите, в трех коробочках маленьких ютимся,

нас двое, — пара ребят. К кому бы вас на-

править?

— Иван Александрович, вы бы приютили

меня хоть на день, на два. Может быть, за

это время что-нибудь удастся найти. Поймите,

неделю прожить на вокзале, без сна!

— Я понимаю, товарищ.

Привычным жестом взлохматил длинные

волнистые волосы на голове.

— Знаете что, перебирайтесь, действи-

тельно, пока ко мне, в кабинете переночуете,

а там видно будет.

Мурыгин крепко пожал руку Ломову.

— Спасибо вам, спасибо!

Два дня под-ряд Мурыгин добросовестно

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза