Белый Бурхан

Вот так же торопился Ыныбас четыре луны назад на встречу с бурханами, едва прослышав, что в горах появились люди-боги, поклявшиеся самим небом принести людям Алтая счастье. А на тропу Техтиека он вышел случайно, хотя, может быть, и совсем не случайно встретился с ним:

волк был на охоте. Но Ыныбас ему чем-то не понравился, и он решил пропустить его мимо, взяв конем влево. А тот вдруг спешился и сам встал на колени, торопливо обнажая плечо:

- Поставь мне свое клеймо, Техтиек! И говори слова клятвы!

- Ты, крещелый алтаец, пришел сам? - опешил тот. - Почему ты пришел сам? Тебя послали твои попы?

- Я хочу служить бурханам! Техтиек тоже оставил седло, подошел к Ыныбасу, поколебался несколько мгновений, потом приказал:

- Садись на свою кобылу и следуй за мной. Они ехали рядом, а позади их на почтительном расстоянии шли еще пять всадников. Техтиек долго хмурился,

потом спросил:

- Как ты выследил меня?

- Я знал, что ты не ходишь по торным дорогам.

- Гм!.. Но я ставлю тавро бурханов только тем людям, которые нужны небу! Они должны быть молодыми, рослыми и настоящими алтайцами... Ты не подходишь ни с какой стороны! Почему же ты решил, что бурханы будут говорить с тобой, орусом?

- Я им нужен, Техтиек. А они нужны мне. Я много видел, много знаю, у меня много друзей... Одни пастухи и охотники не помогут бурханам обновить Алтай!

- Если бурханы откажутся от тебя, я вынужден буду убить тебя.

- Я пришел сам, Техтиек. И я согласен умереть, если окажусь ненужным бурханам и Алтаю!

Они подъехали к нагромождению скальных камней, долго петляли, пробираясь чуть заметными тропками, наконец, остановились. Техтиек хлопнул в ладоши, и из-за ближайшего камня вышел человек в короткой меховой куртке, подпоясанной широким поясом, и в круглой шапке с кистью. Воин преклонил колени перед грозным алыпом, даже мельком не взглянув на Ыныбаса.

- Этот человек пришел к бурханам сам. Доложи. Техтиек положил нагайку на плечо Ыныбаса и тот спешился.

- Завяжи ему глаза, Техтиек.

Той же нагайкой алып разбойников сделал знак своим верховым. Они заставили повернуться Ыныбаса лицом к камню, плотно завязали ему глаза каким-то платком, повернули несколько раз из стороны в сторону, толкнули в спину:

- Иди!

Его ввели в затхлое помещение, долго кружили по каким-то проходам, пока не остановили и не сняли повязку. Перед Ыныбасом была дощатая занозистая дверь, закрывающая какую-то каменную нору. Потом эта дверь распахнулась, и его втолкнули в помещение, напоенное ароматами трав, запахами керосина и несвежего человеческого тела. За спиной прозвучал знакомый голос воина:

- Этот человек пришел сам, бурхан.

- Хорошо. Оставьте нас одних.

Снова скрипнула дверь за спиной, и наступила тишина. Сияли большие десятилинейные керосиновые лампы, какие Ыныбас видел в русских избах и в кельях монастыря. Посреди квадратной комнаты стоял большой деревянный топчан, заваленный бумагами и газетами. За ним сидел на обрезке дерева, похожего на пень, худощавый человек в белых одеждах и с тюрбаном на голове, отложивший перо и теперь пристально разглядывавший гостя.

- Я слушаю тебя.

Бурхан хорошо говорил по-теленгитски, но теленгитом не был. Это Ыныбас определил сразу по излишней правильности его речи, которая всегда выдает тех, кто учился чужому языку слишком усидчиво и аккуратно. Так же говорил по-русски и сам Ыныбас. И эту особенность его правильной речи легко замечали настоящие русские, беззлобно подсмеивавшиеся над ним.

- Я долго жил среди русских, бурхан. Выучился их языку и грамоте. Знаком с основами христианства. У меня много друзей и знакомых в горах, селах и городах. И не только среди алтайцев, но и среди русских, включая духовенство. А в городах я знаком с интеллигенцией...

- Здесь только один город - Бийск. - Я был и в Томске, бурхан.

Человек в тюрбане поднялся, протянул Ыныбасу чашку б каким-то зеленоватым напитком, похожим на чай. Гость неуверенно принял чашу, пригубил ее, поставил на край стола-топчана.

- Нам сейчас полезны любые люди. Тем более те из них, что идут к нам осознанно. Что же привело к нам вас? Только слухи?

- Я хочу служить своему народу, бурхан. Он - хороший и добрый, мой народ, доверчивый и честный, но он плутает во мраке невежества и предрассудков. Сам по себе он. выйти из этого состояния пока не может, а русские, невзирая на все их заверения, совсем не заинтересованы в его скором окультуривании... Я верю, что вы, бурханы, пришли помочь ему, поэтому я решил помочь вам! Я - честен и буду делать любую работу, которую вы мне поручите, хорошо.

Человек в тюрбане смутился, но тут же взял себя в руки:

- Вы думаете о нас лучше, чем мы есть.

- Я смотрю на вас глазами настоящего алтайца, которому не за что обижаться на небо. Оно никогда не приносило ему зла.

- Да, вы не лжете. Вы не подосланы, вы действительно пришли сами. Но вы пришли за своей мечтой и своей целью. Они могут не совпасть с нашей целью и мечтой!

- У меня нет иного пути, бурхан. Другие пути мною уже пройдены, и они не принесли мне удовлетворения!

Ыныбас взял чашу, допил ее содержимое, и ему стало непривычно легко и спокойно.