Белый эскимос

– Не все наши рассказы имеют смысл, просто они веселые. Только белые всегда стремятся найти всему причину и объяснение. Поэтому наши старики говорят, что мы должны относиться к белым людям как к детям, которые всегда хотят поступать по своей воле. Если это им не удается, то они начинают злиться и ругаться. Но перед сном я должен рассказать тебе еще одну историю, в которой не слишком много смысла, и все-таки она нам очень нравится. Вот ее название:

ВОШЬ, РАЗДАВЛЕННАЯ МЕЖДУ НОГТЯМИ

Маленький самец вши крикнул в окошко своей жене:

– Подай-ка мне рукавицы и топор, я полезу на вершину скалы!

На что жена ему возразила:

– Вернись домой, не то люди тебя съедят.

– Если они меня съедят, то я выйду через их задний проход. Вот если скалы в ущелье сдвинутся и раздавят меня, то ты больше никогда меня не увидишь.

Маленький самец вши называл скалами человеческие ногти, и когда он хрустнул между ногтями, то, значит, скалы сдвинулись и его раздавили.

Маленький самец вши так и не вернулся домой к жене.

Эту же историю я уже слышал двадцать лет назад на севере Гренландии, в Туле, ее поведала мне Арнарулук, жена Соркака. Между двумя племенами пролегали сотни миль, по крайней мере тысячу лет между ними не было никакой связи; и все же эта маленькая история про вошку, которой так и не удалось вернуться домой, сохранилась как в восточных, так и в западных эскимосских поселениях, почти одинаково далеких от древней колыбели эскимосов.

Еще два-три дня на морозе и столько же ночей мирного отдыха в снежных хижинах, и мы, наконец, добрались до того места залива, где проживали «шайки головорезов». В середине последнего дня пути нам повстречались трое груженных прутьями саней, которые сопровождали дружелюбные парни и девушки. Они рассказали нам, где находится их поселок. – «Инуит амигайтут!» («Целый мир людей!») – сказали они. Впервые за долгое время мы ехали по проложенной санями колее. Это весть жизни, знак проезжей дороги! И в нетерпении скорее добраться до цели мы поторапливали собак радостными криками.

К вечеру мы обогнули небольшой мысок и тотчас оказались в водовороте событий, развернувшихся вокруг приезда новых людей! Перед нами было очень большое стойбище. Одна за другой возвышались снежные хижины – их было свыше 30, – расположенные амфитеатром на склоне холма. А посреди этого комплекса мраморно-белых иглу празднично возвышалось большое сверкающее помещение для танцев, украшенное белоснежным куполом. Храм радости и праздника посреди огромных сугробов снежной пустыни. И вот мы уже среди этого лихого народца.

Молодая женщина с побережья залива Батерст. Фото Лео Хансена

Все стойбище дымит. Очаги снежных хижин пылают, и дым горящих сухих прутьев бьет в нос. Из всех снежных крыш грубо выпирают дымовые трубы, не гармонирующие с общим стилем, с самой идеей этих жилищ, но живописные и согревающие тех, кто озяб.

Лов тюленей еще не начинался, поэтому в ходу железные очаги, в которых горят сухие прутья и стебли. Здешнее население заимствовало это от индейцев, обитающих неподалеку на материке. Я не подготовлен к такой сцене, привыкнув видеть в хижинах эскимосов лишь скромные жировые лампы, и это зрелище озадачивает меня, но в то же время создает ощущение уюта. Дым, тонкий белый дым, и запах леса из каждой снежной хижины! И как бодрит такой признак жилья, такое свидетельство жилого тепла!

В течение долгого времени мы привыкли встречать по пути стойбища всего в две-три хижины, считавшиеся многолюдными, если они вмещали с десяток жителей каждая. А теперь мы словно в столице, наполненной радостным гулом; снежные пасти то и дело выплевывают из себя людей, и вскоре я нахожусь в центре каскадов смеха, восклицаний, расспросов.

Народ удалой, самоуверенный, но, по существу, добродушный. С дикими повадками, но умеющие оценить быстрый и острый ответ. Пробуют понемногу зайти дальше, но, стоит им только дать отпор, добродушно отступают. Здешние эскимосы отнюдь не те мирные, слегка застенчивые люди, каких мы знаем по Гренландии: они ни с кем, в том числе и с белыми людьми, особо не церемонятся. Стоит только белому в одиночку попасть в их общество, они начинают его тут же поддразнивать, как мы это нередко делаем с хищником в клетке.