Белый, как снег (СИ)

Поцелуи не показались мне сильно отличающимися от тех, что дарила Грета – у Альбина не было щетины, его щеки были мягкими и гладкими, как у девушки. Немного странной была температура тела – вампир был холодным, но к этому я уже почти привык, ведь Альбин обожал прижиматься ко мне. Дальнейшие ласки не вызвали отторжения – к моему удивлению, было ничуть не хуже, чем с девкой, но когда Альбин перешел к действиям, предусматривающим обнажение, я немного затревожился. Впрочем, волнение мое было скорее приятным – за время, проведенное вместе, Альбин зарекомендовал себя, как существо исключительно внимательное ко мне и моим чувствам. Он был настолько трогательно щепетилен, что я с трудом узнавал в нем того опасного, страшного зверя, что встретил меня в камере. Как-то раз, когда Альбин в очередной раз трепетно сжимал мои кисти, я даже спросил его об этом, но, наверное, сформулировал вопрос недостаточно точно, так как вампир помрачнел и, отведя взгляд, уточнил:

- Ты вспоминаешь ту сцену, что тебе пришлось наблюдать?

- Какую? – я тоже не сразу понял, о чем идет речь, правда, сообразил, что Альбин истолковал мой вопрос как-то по-своему и только поглядев на отстранённое лицо и упрямо ускользающий взор, догадался, что вампир имеет в виду ночь зачатия.

Он всегда замыкался в себе, когда кто-то невзначай упоминал о его будущем ребенке – видимо вспоминал, какой ценой он ему дался. Его лицо теряло всякое выражение, эту его безжизненную маску я бы ни с чем не перепутал.

- Не понимаешь, как то трусливое создание, дрожащее перед женщиной, могло быть мной? – задумчиво пояснил вампир.

- Нет! Я вижу, ты… грустишь, когда думаешь о том дне. Ночи. Я так и не сказал тебе прямо – на самом деле ситуация, в которой ты тогда оказался была весьма щекотливой. Не думаю, что, будь я на твоем месте, смог б действовать как-то иначе…

- Ты бы не боялся так, как я! Не был бы столь жалок! – с болью произнес Альбин, и я поспешил его разуверить:

- Что ты! Я, скорее всего, не смог бы принять свою участь с тем же достоинством, что и ты! Ваши женщины поистине кошмарны, прости мне эти слова, все же других у вашего народа нет…

- Не утешай меня, Кевин. Знаю, что ты стойко переносишь боль, а я… совсем не умею ее терпеть.

- Не принижай себя! Мне кажется, дорогой друг, что ты слишком строг к себе… Альбин, ты не представляешь, как я испугался в ту ночь! Я был буквально в шаге от того, чтобы начать взывать к небесам и плакать одновременно! Но я совсем не о том спрашивал – не эту ночь имел в виду. Когда мы встретились, в ту, самую первую ночь, ты показался мне сгустком злобы, не способным на светлые чувства. А сейчас я вижу перед собой хорошего друга, участливого собеседника, приятного и добронравного. Это столь странно! Как будто ты раздвоился.

- Ох, Кевин, сие объясняется просто, - лицо Альбина несколько прояснилось, видимо, мне удалось немного его утешить. - К тому моменту как ты пересек порог камеры я уже был не вполне вменяем. Мысли мои начали путаться, я иногда терял целые сутки – совершенно ничего не помнил, и, хоть и нечего особо было помнить, это было страшно. Кажется, разум начал постепенно оставлять меня. Человеки и до пленения не вызывали во мне теплых чувств, причиной, как ты понимаешь, была история с отцом, а после подлого захвата моя неприязнь превратилась в ненависть. Разумеется, появление человека на моей территории вызвало к жизни самые гнусные чувства, клубящиеся в моей душе. Знаешь, когда я увидел твой силуэт, то даже не мог с уверенностью утверждать, что это не игра воспаленного воображения – я настолько устал от постоянного голода, жажды и дискомфорта, что не удивился бы подобному выверту собственного разума. Мое поведение было весьма нехарактерно.

- Но дрался ты очень грамотно. Видна была сноровка, - заметил я.

- Милый Кевин, - Альбин усмехнулся, и придвинулся ко мне ближе, заглядывая в глаза, - как, по-твоему, становятся Сирами?

- Я не знаю. Ты сказал просто: «моя кровь сильнее», но что под этим подразумевается – не раскрыл. Итак, ты утверждал право на власть в поединках? Однако, при этом уверяешь, что боишься боли?

- Здесь нет нестыковки – во время дуэлей я почти не получал увечий, а ежели пропускал удар, то практически немедленно восстанавливался, ведь моя кровь весьма сильна.

- А отчего ты тогда не мог сам зарастить раны… в ту ночь, о которой ты не любишь вспоминать?

- О, - Альбин поморщился, - Эрелл, как и все наши леди, выделяет особый яд, он не позволяет мужчине самому исцелиться, только с помощью фамильяра. В целом должен сказать, что кровь женщины всегда сильнее крови мужчины.