Белый князь

Ласота и другие советовали князю начать со своего Гневкова, где у него были благосклонные люди, старые слуги. Однако князь, хоть легко терял охоту, теперь, когда приобрёл какую-то чрезвычайную смелость, не знал границ буйной фантазии. Хотел захватить с четырьмя людьми не больше не меньше, как Гнезно. Уверял, что у него были там преданные ему знакомые, что мещане ему помогут, а духовенство испугается, и одна из самых важных крепостей сдастся в его руки.

Было это таким невероятным и детским, что товарищи изумились, но Белый говорить с собой не давал, упирался, настаивал на своём, принуждал их к этому шагу. Особенно Белый рассчитывал на одного мещанина, Ханку. Отец этого Ханки, а были это люди зажиточные, происходил из Гневкова и семья, должно быть, сохранила сильную любовь к своему князю. По правде говоря, Ханко был так молод, когда князь покинул эту землю, что мог его даже не узнать, однако у него князь чувствовал бы себя в безопасности – и в худшем случае хотел получить там некоторую информацию.

В самый день Рождества Пресвятой Богородицы, который выпал на пятницу, вечером они незаметно проскользнули через городские ворота, а, спросив о Ханке, просили у него гостеприимства.

Было ещё не поздно. Богатый мещанин любезно принял людей, которые показались ему землевладельцами из окресокрестностей. Князь с хозяином вошли в комнату; оттого, что ему удалось попасть туда без препятствий, князь осмелел, был в хорошем настроении, весел. Со стародавним гостеприимством Ханко, молодой, рассудительный человек, человечный, – приказал тут же подать еду, сам принял своих гостей и пытался узнать, откуда прибыли.

Сначала он вовсе не понял, не догадался, что это князь, но спустя некоторое время Белый заметил, что он очень внимательно и с сильным удивлением начал всматриваться в него.

Его поразило и какое-то отдалённое сходство, и то, может, что гости не могли поведать, откуда приехали. Потому что по отдельности каждый говорил по-разному. Князь, не думая очень скрывать себя от Ханка, когда они остались наедине, что-то пробормотал о Гневкове.

Это упоминание укрепило Ханка в догадках.

Очень взволнованный, он подскочил к коленям князя.

– Я узнал вашу милость, – воскликнул он, – не скрывайте себя от вашего слуги. Вы князь из Гневкова. Но у нас говорили, что вы добровольно в монастыре заперлись.

Князь от радости, что его принимали с таким чувством, неосторожный и всё ещё под влиянием первого впечатления, действующий порывисто, ответил смеясь:

– Не буду отрицать. Да, хочу вернуть то, что у меня Казимир несправедливо вырвал. А кто знает? Может, ещё что-нибудь.

Это неосторожное признание сначала очень растроганного Ханку остудило. Он испугался. Затем князь, положив ему на плечо руку и полагая, что он уже полностью на его стороне, начал шептать:

– У вас есть команда? Как думают мещане? Что слышно среди духовенства? Если бы вы мне помогли, я бы начал с Гнезна.

Ханко испугался, долго отвечать не мог.

– Милостивый пане, – шепнул он, – архиепископских людей полтораста голов… а наше мещанство не рыцарского духа и боиться всякого волнения. Ради Бога, не подвергайте опасности себя и нас.

Говоря это, Ханко весь дрожал.

Князь поглядел на него чуть ли не с презрением, промолчал.

Тем временем мещанин, который и с князем портить отношения не хотел и имел частичку привязанности к нему, начал ему рассказывать о Гнезне, о превышающих силах – о множестве человек, которые могли против него подняться, и в то же время предлагая другой замысел.

– Я точно знаю, – сказал он, – что во Влоцлавке гарнизона как такового нет. Едва несколько человек, замок открыт, нет сомнения, что, если бы князь въехал, сдались бы ему.

С равной горячностью, с какой минутой назад хотел захватить Гнезно, Владислав ухватился за мысль захватить Влоцлавк. Ханко говорил правду, потому что в самом деле Влоцлавк стоял почти беззащитным и мог быть захвачен, но, желая выпроводить Белого из Гнезна, он тем горячей говорил, прибавив, что нужно было пользоваться временем, так как не сегодня-завтра могут прийти приказы, чтобы бдительно охраняли по причине бегства князя.

Ночь ещё не совсем опустилась, когда князь, сильно разгоревшись предложенной ему мыслью захватить Влоцлавек, позвал Ласоту и в ту же минуту приказал собираться в дорогу.

Между тем, Ханко, действительно взволнованный тем, что под его крышей бывший пан, пытался устроить ему как можно более прекрасный приём. Послал за самым старым мёдом, мясом заставил столы, был обрадован и взволнован. Это чувство подействовало и на князя. Он видел, что его так хорошо принимают, так радостно и сердечно приветствуют, что считал это наилучшим предсказанием и не сомневался, что Гневков примет его с распростёртыми объятиями, что все пойдут с ним, что днём соберёт несколько сотен вооружённых людей.