Белый князь

– Да, дела обстоят так, – с грустью повторил Дремлик, – как я сказал. Ворвались во Влоцлавек… не знаю как, в Гневкове бывшие слуги его приняли, потому что они схватили Ромлика и грозили ему смертью, пока Лукош из страха за него ворота не отворил… а Шарлей… наверное, тоже ему сдался, потом с ним уже была куча народа, и много землевладельцев к нему присоединилось.

Судзивой побледнел.

– Когда же это случилось? – произнёс он возвышенным голосом. – На то, чтобы захватить четыре замка, нужно время, а если ты только что первый прибыл с новостью…

– Четыре замка взял за два дня, – пожимая плечами, ответил Дремлик.

Воевода сделал шаг назад.

– Кто тебя прислал? Откуда? Когда?

– Я сбежал из Золоторыи, когда шли на Шарлей, – сказал Дремлик. – То, что случилось, я видел собственными глазами. Мне никто не говорил… потому что я бы не поверил.

Когда воевода стоял ошарашенный, расспрашивая посла, ждавшие его за столом стали на него поглядывать, и Купа, воевода Познаньский, догадался, что его что-то плохое задержало у двери; он встал и подошёл к нему.

Судзивой обратился к Купе.

– Смотрите, воевода, – сказал он, – этот нам красное пасхальное яйцо привёз… я бы скорее татарского нападения ожидал.

Купа, нетерпеливый человек, сразу крикнул Дремлику:

– Говори, что случилось?

– Появился гневковский князь и четыре замка ему сдались…

– Как? Монах?

– Я видел его под Золоторыей с мечом и доспехах.

– Золоторыя сдалась! – воскликнул громко Купа.

Услышав это, все сотрапезники вскочили из освящённого стола.

Гости растерялись, никто не понимал.

– Что? Нападение крестоносцев? – воскликнули одни.

– Литовцы вторглись? – говорили другие.

Гневковсий князь никому в голову не приходил.

– Кто-то, пожалуй, себя за него выдаёт, – сказал Купа. – Ведь он продал свой надел, деньги у короля взял, его постригли цистерцианцем или бенедиктинцем.

Епископ от удивления перекрестился.

– Этого не может быть! – сказал он. – Потому что я знаю, что он ведёт в Дижоне благочестивую жизнь. Наш папа не мог освободить его от обета, для нашего короля… Не может этого быть…

Погрустневший Судзивой думал.

– Отец мой, – обратился он к епископу, – это может быть, потому что кто знал Владислава, поверит всему. Я не удивляюсь, что он снял капюшон, но удивляюсь тому, что нашлись люди, которые за ним пошли.

Купа резко прервал:

– Ну вот, что я вам говорил, о чём предостерегал. Готовы даже такого князя взять, лишь бы кого-нибудь против короля поставить.

– Да, – сказал Судзивой, – да… я, который его знал, могу сказать, что он не отважился бы на такой шаг, если бы его оттуда дурные люди не потянули. О том, что он вышел из монастыря, было слышно, да и о том говорили, что без причастности великополян не обошлось, но он жил в Венгрии, на милости королевы, и ему хотели аббатство дать…

– Он сам его здесь взял! – рассмеялся Кристин, шурин воеводы. – Молодец монах! И ещё готов жениться!

Шутка была несвоевременная, все нахмурились. Воевода стоял мрачный. Повернулся к гостю.

– Извольте откушать чем Бог послал, – сказал он, – я ничего не могу взять в рот, пока королю гонца не отправлю, королеве не дам знать, и людей не прикажу собирать. После четырёх замков они осмелели и готовы броситься на другие. Смутьянов, что готовы присоединиться, хоть отбавляй. Нужно действовать не медля.

Несмотря на приглашение, гости стояли, не думая о хлебе, потому что каждому было интересно услышать какие-нибудь подробности. Тянули с порога Дремлика, расспрашивая, но мало могли от него узнать. Он поведал только печальную историю Ромлика…

Они пожали плечами, удивляясь необычному приключению; а были и такие, которые в нём сомневались, готовы были предположить, что у прибывшего помутилось в голове.

Вся радость, веселье и отдых праздничных дней были отравлены… на всех лицах рисовался страх за завтрашний день. Человек, который в течение нескольких дней мог столько натворить, с помощью тех приятелей, о которых догадывались… мог также покуситься на большее. Судзивой из Шубина, никому в том не признаваясь, уже предвидел некий заговор против Людвика. У него столько там было неприятелей.

Он, епископ и Купа ещё потихоньку разговаривали, а другие окружали Дремлика, когда прибежал слуга, объявляя, что Лукош из Золоторыи привёз Ромлика. Таким образом новость подтвердилась и сам воевода, не дожидаясь, пока перед ним предстанет старый командир, вышел его искать. Развязанного и измученного Ромлика Лукош должен был везти туда на повозке, сам был рядом, тот стонал и страдал. Это он сделал потому, что великорядца хотел во что бы то ни стало объяснить всё воеводе.

Увидев его, он едва имел силу подняться. Крепкий старик ужасно изменился, не мог себя простить того, что своим отъездом из замка был причиной его потери.

Увидев воеводу, несмотря на слабость, он поднялся на окровавленных от цепей и верёвок руках.

– Виновник перед вами! – крикнул он в отчаяние. – Да! Нужно мне было дать себя соблазнить и поехать на праздник к брату! Меня похитили оттуда… а вот этот нечестивец для спасения моей жизни отдал в их руки Золоторыю…

Лукош живо прервал: