Белый князь

На самом деле все эти надежды пошатнулись, когда князь, вместо того, чтобы поехать в Гневков, он направился в Буду, и о нём долго не было слышно; но у Фриды Бодчанки была колоссальная выдержка, некое предчувствие, женское упорство.

Она теперь во второй раз победно взглянула на отца, когда после взятия Шарлея примчался посол, объявив, что князь захватил четыре замка и приветствует старых приятелей.

Этот посол, Ласота, хоть прибыл с пустыми руками, потому что у князя не было дорогого подарка, а первый попавшийся не хотел посылать, доставил необычайную радость. Фрида его спросила, могут ли они ожидать князя, но бдительный Ласота не обещал этого, объясняя, что у него будет много дел, чтобы привести возвращённую собственность в такое состояние, чтобы могла защищаться.

Влоцлавек, Гневков, Золоторыю, Шарлей нужно было обеспечить продуктами, людьми, орудиями и деньгами. Фрида это понимала… отправила пожелание успеха. Гордилась им.

С этой минуты Бодча, Доброгост, Арнольд, а особенно Ульрих, которые отмечали праздник в Дрзденке, ни о чём другом не говорили, только о Белом. Все знали его вблизи и хорошо; старик, по-видимому, знал лучше всех. Тот покачал головой, не обещая себе много. Ульрих, напротив, заблуждался той энергией, которую князь порой проявлял, тем более сильную, что была взрывом, свойственным слабым.

Доброгост тоже в нём не отчаивался.

Это было уже вечером и перед гостями для компании с Бодчи, который весь Божий день пил пиво, стояли приличные кубки, за которыми велась беседа о гневковском князе. Фрида в неё не вмешивалась, входила и выходила, только прислушиваясь. На дворе был мрак, в помещении ещё мрачнее. Старик лежал на лавке в углу, покрытой мягкой подстилкой, на углу стола.

Фрида как раз вышла.

– Говорите мне, что хотите, – начал он слегка охрипшим голосом, заикаясь и сплёвывая, – я люблю его, это определённо, но не предсказываю ему ничего хорошего. Он похож на ту лошадку, что брыкается, когда её запрягут, рвётся, но самая первая перестанет…

– Так это было, когда он был моложе, – прервал Ульрих, сын Бодчи, сухой и высокий мужчина, с радостным лицом, высоким лбом, со светлым и не глубоко достигающим взглядом. – Мы знали его в те дни жизни, когда его разрывала боль, поэтому был другим, но мужества и рвения ему не занимать. Уже этот захват замков… чего стоит…

– Дай ему, Боже, самого лучшего, – шепнул Бодча, выпивая, – я боюсь за него. Если бы ещё Оттон из Пилицы был губенатором, но с Судзивоем…

– Да, у Судзивоя есть ум и мужество… и умение использовать людей, – прервал Доброгост, – но нет в Великопольше мира. Люди знают, что он верен Людвику и Елизавете, а этих мало кто любит.

– И, – прибавил Арнольд, – те, кто за ним послали, будут втихаря помогать Владиславу.

Пришёл слуга разжечь в камине огонь, дабы осветить избу, когда на замковом мосту послышался топот, и трое всадников влетело на двор.

Арнольда выглянул в окно.

Фрида, которая с приезда Ласоты ходила нарядная, с уложенными волосами, с цепочкой на шее, будто бы для праздника, а в действительности из-за какой-то надежды, в которой не признавалась, – живо вбежала в комнату. На лице у неё был румянец, и она дрожащим голосом сказала:

– Кто-то приехал…

Она проговорила эти слова, когда на пороге показалась рыцарская фигура, мужчина в плаще на плечах, снимающий с головы лёгкой шишак.

Несмотря на прошедшие годы, все узнали в нём Белого князя. Фрида, побледнев, была вынуждена опереться о стол. Толстяк Бонча вылезал из кресла, Доброгост, Ульрих и Арнольд спешили навстречу.

Князь долго стоял как статуя на пороге, уставив глаза на Фриду, которая, вся дрожа, приветствовала его также взглядом.

– Друзья мои, – наконец произнёс гость голосом, в котором отразилось сильное волнение, – друзья мои, я прибыл к вам. Я забежал хоть на несколько часов.

Сказав это, он стянул с плеч плащ и медленно начал продвигаться к центру. Бодча обнял его со слезами. Доброгост и Ульрих вытягивали руки, он протиснулся между ними к стоящей дальше Фриде. Но ей и ему для взаимного приветствия не хватало слов. Девушка смущалась и боялась, что, возможно, он найдёт её не такой, какой помнил. В нём воспоминание о ней боролось с видом изменившейся и немного увядшей. Он принёс туда в памяти образ свежей, цветущей – а нашёл, хоть ещё в цвету, но уже зрелую, серьёзную женщину.

Прежде чем эти образы слились воедино и реальность стёрла побледневшее воспоминание, Белый стоял неподвижно напротив неё. Взял её за руку и медленно прижал к устам. Фрида покраснела и ожила, выпрямилась, взглядом победителя снова меряя собравшихся. Радостные голоса Ульриха, Доброгоста, Арнольда смешивались друг с другом.

– Вина, чтобы приветствовать нашего гостя! – начал настойчиво Бодча. – Фрида, вели подать самого лучшего в доме, потому что это большой гость, и – Бог свидетель – неожиданный.

Появившийся там не без некоторого опасения и омрачения от заботы Белый вскоре оживился. Весёлое лицо помолодело и с него стёрлись заметные следы прожитых в монастырской келье лет.