Белый князь

Белый уже, вероятно, думал о чём-то другом, фантазия его постоянно перебрасывала на новые дороги.

После ужина он был очень весел, приказал Буську петь и играть; велел выкатить людям пива, велел не расстраиваться, громко кричал и смеялся, постоянно повторяя одно, что там, где ему понадобились четверо человек, то Судзивому несколько сотен.

На следующее утро после этой искусственной весёлости Белый встал рано, побледневший, постаревший, безмолвный, и, опершись на руки, вздыхал. Он снова потихоньку признался Буську, что всё было – потеряно.

Тем временем Гневош, отправленный на разведку, поехал в направлении Влоцлавка. В течение всего дня он ехал по слякоти, которая внезапно его застигла после жары; он не встретил никого, с кем бы мог поговорить. Приезжие на постоялых дворах говорили, что Влоцлавек был взят, но что при его осаде Судзивоя не было, только с руки Ясько Кмита.

Гневош рано остановился на ночлег в костёльной деревне и пошёл к знакомому приходскому священнику.

Он удивился, найдя там, хоть было уже после Троицы, свежим камышом выстеленные комнаты, подметённый двор и какие-то приготовления, будто бы для приёма гостя.

Пробощ, ксендз Ваврин, с улыбкой с ним поздоровался.

– Не знаете, скоро подъедет воевода?

– Какой?

– Ну, вы, вероятно, ему предшествуете, – наш пан Судзивой.

– Но я не знаю о Божьем свете, – ответил, отступая, Гневош, – а если вы его поджидаете, не буду вам навязываться.

– Напротив, останьтесь, – просил ксендз Ваврин, – он вот-вот подъедет.

Пойманный так старик хотел выскользнуть, но прежде чем пробощ его отпустил, уже подъехал воевода со своим двором. У входа увидев и узнав Гневоша, он крикнул ему:

– Пойдёмте в дом. Хорошо, что я вас встретил, нужно поговорить с вами.

Старик немного оцепенел, но страха на себе показать не хотел.

Прошло какое-то время, прежде чем воевода разложился, поздоровался, поговорил с ксендзем и мог вернуться к Гневошу. Он был спокоен, не проявлял ни малейшей озабоченности, и так свободно себя вёл, будто дела Гневковского князя на свете не было.

Это произвело впечатление на старика, затем Судзивой сказал, кладя руку ему на плечо:

– Я слышал, вы были у князя Владислава и должны знать, что он намеревается делать. Плохие люди его надоумили, бедняга губит себя. Жаль мне его…

Гневош только что-то невыразительно пробубнил.

– Вы знаете что-нибудь? Гневош… вы были с ним в хороший отношениях; пока есть время, спасайте его.

– Что я могу, пане воевода? – забормотал старик.

– Вы можете, если захотите, сказать мне слова правды, – продолжал дальше серьёзно воевода. – Он давно покинул родину, не знает её, не видит того, что никоим образом не удержится, когда я на него пойду, король на него гневается; он мог бы его разоружить смирением, а так ничего не добьётся, может жизни лишиться, или пойдёт на многолетнее рабство. Влоцлавек взят, та же судьба ждёт Золоторыю и другие замки.

Он пожал плечами.

– Мне приказали быть очень суровым, – говорил он, – никто не будет прощён… Нет уверенности, что голова будет на плечах…

Хоть немного испуганный и откровенной речью Судзивоя выведенный из заблуждений, Гневош хотел попробовать встать в защиту Белого.

– Пане воевода, – сказал он, – надобно пожалеть его и сдержаться. Всё-таки в его жилах течёт кровь наших королей.

– Да, – прервал Судзивой, – но в течение веков она так смешалась с разными сточными водами, что уже там не почувствовать её и не узнать…

– Жаль его…

– А чем это поможет, когда он сам себе вредит и не жалеет себя, – подхватил Судзивой. – Мне тоже его жаль… а потому, когда мои солдаты его убьют, я не скажу ни слова. Нет для него пощады, только покорность и примирение с королём, которого предал.

– Его вытеснили несправедливо, – сказал Гневош.

– Да он сам себя вытеснил и продался, взял деньги у Казимира.

– Другим раздали уделы, – ответил старик.

– Ведь монахи не правят, а он надел рясу, и хотя снял её, не перестал быть монахом.

Гневош замолчал.

– Вы его друг, – сказал воевода, приближаясь к старику. – В самом деле, вы должны бы привести его в себя. Когда он доведёт нас до крайности, его ждёт злой рок… сдавшись, он имел бы во мне защитника.

Старик задумался.

– Вы действительно так говорите? – спросил он.

– Шутить мне бы не подобало, – сказал серьёзно Судзивой, – дело не шуточное, потому что в нём речь идёт о жизни и чести. Он может защищаться месяц, два, но в итоге я окружу его, возьму, и, когда он попадёт мне в руки…

Тут он ненадолго замолчал.

– Что же его ждёт? – спросил Гневош.

– У меня дело короля и мир государства в первую очередь. Если смутьян хочет нам вечно покой мутить…

Он указал рукой на шею.

– Дело конченное.

– Вы не будете палачём, – шепнул Гневош.

– Я должен быть справедливым, – продолжал Судзивой, – а справедливость не знает жалости.

Гневош, под которым слегка дрожали ноги, сел в углу на скамью.

Воевода тем временем разговаривал, смеясь, со священником. Шутил над ним, что его объест со своим двором.

Потом обернулся к гостю, который медленно встал с лавки. Встал напротив него.