Белый князь

– Кристин вернулся назад в Золоторыю, присягнув только, что её до смерти будет охранять.

– Ну, и теперь должен быть осторожен! – воскликнул Белый. – Нет причины радоваться.

– Ох, ох, старый пьяница, – засмеялась Фрида. – Я не сомневаюсь, что он будет противостоять врагу, что с мечом в руке он бился бы до последней капли крови, но меч мы выбьем из ладони. Прикажи, князь, своим людям, чтобы были готовы под Золоторыей и – приблизились к ней.

Белый смотрел на неё в недоумении, Фрида смеялась.

– Там у меня, – сказала она, – хорошо подкупленные люди, которые завтра вечером привезут ему добрую бочку крепкого вина из Торуни и будут пить её с ним.

– Он, с рыбаками? – спросил, сомневаясь, князь.

– Пил бы хоть с батраками, лишь бы пить, а вино было хорошим, – подхватила Фрида. – Мне поклялись, что его насмерть споют. Тогда он как колода будет лежать, у нас будут люди, что нам ворота отворят. Вместо крови при взятии Золоторыи польётся только вино.

Сказав это и ударив в ладоши, она обернулась в прыжке и категорично воскликнула:

– Проснись же, князь! Встань, иди, прикажи людям собраться, небось, по деревням расползлись. Не теряй времени, живо!

Послушный князь хотел уже уйти, когда Фрида, кладя ручки на плечо, задержала его.

– Золоторыя почти наша! – сказала она. – Я уверена в своём! Не испорть же, князь, снова то, что мы едва частично могли исправить.

Белый слушал с некоторого рода унижением.

– Да, – прибавила она, – князь слишком добрый… слишком мягкий. Нужно быть неумолимым, надо быть жестоким. Пусть все дрожат перед князем. Помни!

Князь стоял ещё в задумчивости, точно взвешивал то, что ему поведали, и хотел что-то сказать на это, когда Фрида с улыбкой протянула руку.

– Дай мне на это руку и слово! – воскликнула она. – Будешь строгим! Большие дела не совершаются мягкой рукой, должна пролиться кровь. Кто хочет царствовать, должен бороться, а то, что встанет у него на пути, убирать. Только террором можно что-то сделать.

Когда она это говорила, её глаза горели, лицо прояснилось, грудь живо вздымалась, чувство омолодило её, она стала краше, чем была. Белый под очарованием этого блеска, который озарил её лицо, вытянул руку, обхватил её другой рукой и хотел прижать к груди, но она вырвалась от него.

– Иди же, князь, – крикнула она настойчиво, – у нас будет довольно времени на сладкие слова… когда станешь победителем, когда будешь тем, кем должен быть… иди.

Как будто эти слова его подтолкнули; опьянённый, размечтавшийся князь живо выбежал, крикнув своим придворным.

Вскоре раздался стук копыт; Фрида, смотрящая из окна, видела, как он спешно сел на коня и удалился в сторону леса.

Действительно, в Золоторые вновь командовал Кристин из Скрипова, но, хотя он поклялся брату жены, что не проспит ни одного часа, что будет начеку днём и ночью и за Золоторыю отвечает головой, вернувшись, он сперва потребовал выпивку, в котором жена ему отказала. От этого произошла семейная ссора; его поили водой, давая есть, что хотел; Кристин был в ярости. Жена стояла на страже.

Затем вечером дали знать, что рыбаки принесли ему подарок. Огромная щука вызывала удивление всех, но, помимо неё, под полами сермяг была скрыта бочка вина.

Кристин отвёл их к себе на разговор. Только тут оказалось, какие достойные люди были эти рыбаки. При виде бочки староста ожил. Напиток нужно было сразу отведать. Вино было из погреба крестоносцев в Торуни и, как заверил Сумак, старшина рыбаков, именно то, которое пил сам магистр с маршалом.

Налили кубки.

Жена узнала о них слишком поздно, хотела забрать бочку, но Кристин поставил её на место так грозно, что она была вынуждена уйти со слезами. Чтобы не была помехой весёлой минуте, плачущую бабу заперли.

Они сразу же приступили к пьянке, назло упрямой женщине.

Сумак и Трыш, два рыбака, выбранных для того, чтобы споить Кристина, славились крепкими головами, но и старосту лишь бы чем свалить было нельзя. Бочку допили, когда старый поединщик ещё был в сознании и держался на ногах. По данному знаку Трыш вскачь побежал за другой. Тем временем Сумак следил, чтобы первая была высушена до дна.

Староста, и родом, и связями большой пан, за кубком подпускал к себе самого бедного человека и так с ними уживался, как будто никогда не был с лучшими. Запросто развлекая его грубыми шутками, Сумак следил, чтобы на его один кубок староста выпивал два или три.

Поэтому, несмотря на то, что голова у него была крепкая, когда бочку опорожонили, в ней уже было не очень ясно, только настроение улучшалось.

Трыш, который поплыл за вином в Торунь, кроме того, какое хотел привезти для старосты, решил взять с собой бочку старого крепкого мёда для челяди, а староста для гарнизона также пива приказал выкатить из отбитого силой погреба.

Начальники замка пили в одной комнате, рыбаки со старостой – в другой, челядь – прямо во дворе, и как началась эта пьянка с вечера, ей не было конца. Кристин, когда захмелел, по обыкновению пьяниц, испытывал ненасытную жажду, лили в себя и в других без меры и конца.