Белый морок. Голубой берег

— Да, скажу, скажу… Кто-кто, а вы должны знать правду, что в Братиславе в высших сферах решено списать вас со счета и не раздувать конфликта. Не без моих стараний там думают, что боши прикокнули вас тайком под горячую руку, а теперь притворяются дурачками, утверждая, что вы якобы где-то запропастились по дороге в Житомир. Так вот: отцы нации во имя дружбы с немецким фюрером предпочли закрыть глаза на этот инцидент. Четыре стрелка, мол, не такая уж большая потеря, чтобы поднимать тарарам. Однако полковнику Мицкевичу велено освободить из-под ареста всех стрелков и вообще прекратить следствие по этому делу. Так сказать, оставить статус-кво.

— Фарисейское, лизоблюдское решение!..

— Какое уж есть. Но в принципе этого и следовало ждать. Генерал Чатлош только потому и держится в министерском кресле, что всегда пляшет под дудку немецкого посла фон Луддена. Из-за каких-то там четверых земляков он даже не подумает конфликтовать с бошами.

— Холера с ним, с этим Чатлошем! Лично у меня пути с ним разошлись и, наверное, никогда не сойдутся.

— Молите всевышнего, что так оно вышло. Иначе… Вы себе даже не представляете, какую лавину непредвиденных событий может вызвать огласка, что вы воюете в супряге с большевистскими партизанами. Советовал бы вам, и притом искренне советовал бы, не дразнить судьбу и десятой дорогой обходить Малин.

— Вы хотите сказать, что нам лучше всего было бы забыть сюда дорогу? — Шмат чеканил каждый слог.

— Не совсем так, друже. Просто в жизни я исповедую принцип, что словак не имеет права отрекаться от словака. А тем более, когда тот в беде. Но одновременно словак не имеет права накликать беду на голову другого словака. Разве не так? Я за оправданный риск, а не мальчишеское геройство.

— Конкретно: мы можем рассчитывать на вашу помощь?

— Безусловно! Только лично я, как офицер, верный воинской присяге, не смогу помогать вам. Но обещаю: мешать другим не стану. Если хотите, имейте дело с чатаром Очаком и поручиком Гайдашем. Мне же на глаза постарайтесь не попадаться. Разве лишь в случае исключительной необходимости.

— Все ясно, пан сотник. Спасибо за откровенность.

— Не сердитесь на меня, Ян, — Стулка стиснул руку Шмата, — пока большего для вас я сделать не могу.

— На страж! — нехотя поднял Шмат руку и направился к выходу.

От сотника Стулки Шмат в сопровождении верного Карела двинулся через огороды к дому, в котором квартировал Михал Гайдаш. Была поздняя пора, и ему пришлось долго тарабанить в окна и двери, пока не проснулась и не вышла на крыльцо пожилая хозяйка.

— Поручику Гайдашу секретный пакет из штаба. Прошу позвать его на выход! — прибегнул к хитрости Шмат.

Через минуту-другую на крыльце появился заспанный, простоволосый Михал, обутый на босу ногу, в наброшенном на плечи кителе.

— Прошу не удивляться и ни о чем не спрашивать! — шепнул Шмат ему на ухо. — Пройдем лучше в сад, там поговорим.

— А с чего это ты взял, что я должен удивляться или о чем-то расспрашивать? — спросил Михал с непринужденностью, даже равнодушием, будто расстались они не далее как вечером. Однако Шмат заметил, что сонливость поручика будто ветром сдуло.

Когда они торопливо пересекли подворье и оказались за перелазом на тропинке, ведшей в настороженно притаившийся сад за грядками, Гайдаш вдруг схватил Шмата в объятия, прижал к груди:

— Так из какого штаба ты принес мне, Янек, секретный пакет?

Шмат еще до прихода в Малин наперед знал, что по-детски искренний и добродушный, до безрассудности горячий и бескомпромиссный Михал будет несказанно рад их встрече. Вот почему он не стал сейчас тратить лишних слов, а сказал напрямик:

— Из партизанского, друже.

— Серьезно? Хотя можешь не убеждать: я давно знал, что вы на той стороне…

— Такое скажешь: знал! Откуда?

— Представь себе, своим умом дошел. Грешен, правда, в первый момент поверил слуху, что вас боши потихоньку постреляли, а когда хорошенько поразмыслил над этой историей… А времени у меня достаточно было: сидел ведь в кутузке! Так вот, когда я взвесил все, пришел к выводу: не боши вас, а вы их прикончили и удрали в лес. Знаю ведь тебя, хитрюгу, ты из воды сухим выйдешь.

— Нет, Михал, все было совсем не так, как ты думаешь. Нас спасли советские партизаны. Абсолютно случайно…

Забравшись в глубину сада, они опустились на густую отаву возле ствола старой яблони, и Шмат начал рассказывать о необычайном приключении на Радомышльском шоссе, о путешествии по лесному бездорожью в тюремном фургоне к секретной партизанской базе, о встрече и беседе с очень симпатичными красными командирами…

— Какое удивительное стечение обстоятельств! Везет же людям… — тяжело вздохнул Гайдаш.

— Нашел кому завидовать! Судьбу нам, конечно, нечего гневить, но для уважающего себя человека невелика приятность чувствовать себя нахлебником. А мы как раз в партизанском отряде находимся на положении захребетников. Тем только и занимаемся, что едим, спим, загораем… И это в то время, когда партизаны вершат настоящие дела.

— А кто же вам мешает взяться за настоящее дело? Или, может, не за что поквитаться с бошами?