Белый морок. Голубой берег

— Я всегда был того мнения, что настоящие долги незачем выплачивать медяками, а звонкой монеты мы пока еще не имеем. Ты, случайно, не догадываешься, зачем я пробрался в Малин в столь позднее время?

— Хе-хе, загадал, называется, загадку. Да каждый на твоем месте прибился бы сюда, чтобы сагитировать охочих в красные партизаны. Так вот, я сразу откровенно тебе заявляю: меня уговаривать не нужно. Михал Гайдаш уже вдоволь нахлебался тисовской похлебки, он не имел и никогда не хочет иметь ничего общего с законченными палачами, называющими себя армией немецкого фюрера. Мне давно уже хочется плюнуть на все, но куда только деваться? И именно сейчас подворачивается счастливая возможность соскочить с фашистской брички, так я непременно воспользуюсь ею и с охотой перейду на сторону славянских братьев. Их дело святое, они борются за свободу своей отчизны, так разве же не честь для любого порядочного словака стать с ними плечом к плечу? Должен заметить, что после недавних здешних событий не один я так мыслю в нашей роте. Стало быть, охочих пойти за тобой, Ян, окажется достаточно.

Как ни огорчительно было Шмату, но он должен был погасить запал своего друга:

— Нет, дружище, не звать вас в партизаны пришел я сюда. Таких полномочий партизанские командиры мне не давали и вряд ли могли дать. При нынешних условиях открытый переход на сторону большевиков хотя бы мизерной группы наших воинов был бы только на руку фашистам. Это позволило бы им начать против словаков суровые репрессивные меры. Короче, такая акция выглядела бы скорее провокацией, чем заранее обдуманной боевой операцией. Партизаны на такие вещи никогда не пойдут.

Поник, сгорбился, будто надломившись, поручик.

— Не горюй, Михал! — обнял Ян его за плечи. — Я рад, что жизненные цели у нас совпали. Это главное! А встать плечом к плечу с братьями, борющимися за свободу своей отчизны, можно, друг мой, и не соскакивая с теперешней брички. Ради общего добра, возможно, даже и лучше, если вы будете оставаться на этой бричке. Вот мы с Карелом, Онджеем и Влодком, скажем, сейчас абсолютно безоружны, а в пристанционных складах в Малине лежат целые горы трофейного русского оружия, взрывчатки, военного снаряжения. И было бы совсем неплохо, если бы двери этих складов раскрылись перед нами…

То ли Гайдаш не понял намека Яна, то ли, быть может, впал в глубокую задумчивость, но никак не среагировал на эти слова.

— Я, конечно, понимаю, дело это слишком рискованное. Поэтому, чтобы не накликать на ваши головы беды, ни на чем не настаиваю. Подумай, взвесь и, если не найдешь возможным принять мое предложение, скажи честно, обижаться не буду.

— А не пошли бы вы ко всем чертям, пан надпоручик? — вдруг взорвался гневом Гайдаш. — Да разве ж ты не видел, что я буквально не находил себе места в последние месяцы, прятался от мерзостей жизни в пьяном угаре? Потому что понял наконец, в каком смердючем болоте оказался, однако не ведал, как из него выбраться. И вот ваша четверка показала собственным примером всем нам тропинку из безвыходного положения. Возможно, она и не самая прямая, но в нашем положении… Для людей, которые оказались средь необозримого океана безнадежности, увидеть вдоль горизонта не то чтобы крошечную полоску спасительного берега, но лишь его едва уловимые, размытые далью пунктиры — это жизненно важное дело. А ты говоришь… Сейчас я просто прикидываю, как передать в полное ваше владение эти склады со всем их содержимым. Если хочешь, сделаем так: я с довереннейшими стрелками сбиваю замки и ломаю запоры, а вы приходите с партизанами и берете что захотите и сколько захотите.

— Более глупого плана и придумать трудно! — Шмат не скрывает своей досады. — А ты подумал, что будет потом? Мы пришли и ушли, а вас эсэсовцы как котят перевешают на телеграфных столбах за пособничество партизанам.

— Дудки! Руки у них коротки. По армии, говорят, разослана специальная немецко-словацкая директива о введении принципов военного судопроизводства и суровом подчинении союзнических контингентов войск национальной юрисдикции.

— Нашел чему радоваться! Какая разница, кто будет набрасывать вам петлю на шею — немецкие фашисты или словацкие гардисты? Что касается меня, в этой ситуации целесообразнее всего действовать тихо, незаметно, без лишнего риска. А главное — к осуществлению всей операции следует привлечь минимальное количество людей. И притом самых доверенных.

— Все ясно, — даже заерзал на месте Гайдаш, поняв, на что намекает Шмат.

В Малине рота сотника Стулки только тем и занималась, что охраняла немногочисленные промышленные предприятия, железнодорожную станцию, пристанционные пакгаузы и временные склады. Ни для кого в местечке не было секретом, что особого рвения в службе словаки не проявляли. Более того, ходили слухи, что словацкие стрельцы тайком пробираются в помещения складов, выносят оттуда мешками зерно, фураж, трофейное армейское обмундирование, хомуты, колеса военных фургонов и то ли обменивают на продукты, то ли просто раздают населению.

— Мне думается, чата Осипа Очака вполне справилась бы с этим делом.