Белый морок. Голубой берег

Закачался, задрожал в дымчатой голубизне окружающий лес перед Варивоновым взором, густо замелькали, заискрились вокруг какие-то странные звезды. Непроизвольно он закрыл лицо ладонями, задрожал всем телом: так вот какова ты, судьба-насмешница! «Мы лоб себе разбивали, что называется, кровью умывались, бесстрашного Павку Верчика, беспалого Миколу потеряли, ища выход из тупика, а нашли его просто и легко там, где совсем не ожидали. Хотя нашли ли?..» Все еще не покидало Варивона сомнение. Долго, слишком долго и с большими трудами протаптывали они тропинку к подпольному центру в Киеве, чтобы вот так сразу поверить в неожиданный успех.

— А как же вы, дядя Варивон, нашли дорогу в партизаны? Почему даже моему отцу о своем намерении ни единым словом не обмолвились? — в свою очередь поинтересовалась девушка.

— О чем же я должен был говорить, когда отправлялись мы из Киева, в сущности, в никуда? Да, нам выпало сполна хлебнуть чашу партизанской жизни. Только расскажешь ли об этом двумя словами?

— А разве вы не под командованием генерала Калашника служите?

— Дался всем вам этот Калашник… Неужели имеет значение, под чьим командованием лупить фашистских сволочей?

— Конечно, не имеет. Просто о генерале Калашнике в Киеве столько разных слухов ходит… Особенно после переполоха, который он учинил в Пуще-Водице, а совсем недавно — на железной дороге…

— Ну, если речь идет об этих операциях, они в самом деле наших рук дело.

— Ой, дядя Варивон, как вам повезло, как повезло! — даже всплеснула руками Марийка.

— Да повезло, что дальше уж некуда…

В предвечерье без приключений они добрались до Семенютиного жилища. Как оказалось, недавно туда возвратился и Артем из-под Кодры. Варивон проводил Марийку в светлицу, обстоятельнейшим образом, как и надлежало проверенному другу Трофима Тихомира, отрекомендовал девушку Артему и Ляшенко, рассказал об их неожиданной встрече.

— Недаром ведь говорят: мир широк, а разминуться в нем трудно, — искренне удивился Артем. — Ну а теперь к делу: с чем вас прислал сюда подпольный горком партии?

— Передо мной поставлена одна задача: условиться о времени и месте встречи Александра Сидоровича с вашим командиром. Правда, раньше, чем через неделю, он не сможет выбраться из города. Кроме того, ему хотелось бы, чтобы место встречи было бы не дальше дневного перехода от Киева.

— Что ж, условия вполне приемлемые, — заметил Ляшенко. — А вот где именно устраивать встречу, нужно подумать…

«Тут в самом деле нужно подумать…» — согласился Артем и принялся перебирать один за другим десятки вариантов.

— У меня есть предложение: пока мы тут будем прикидывать, вы, Марийка, идите отдыхать. А утром…

— До утра я у вас оставаться не могу. Завтра я должна быть в Киеве, а дорога здесь неблизкая.

— Да о чем вы беспокоитесь! Наши хлопцы под самый город вас доставят. Верхом ездить умеете?

— Откуда? Мы, городские, к такому делу непривычны.

— Ничего, что-нибудь придумаем.

— Нет, давайте обо всем договоримся сейчас. На ночь я должна отправиться отсюда.

— Ну, если так… Я думаю, нам лучше всего встретиться через неделю в первое же воскресенье…

И тут Артема осенила мысль: «Стасюков хутор, сад под бором… Почему бы там не встретиться? Именно там мы открыли первую страницу своей партизанской эпопеи, логичнее всего начинать там и следующую…»

Марийка не возражала.

— Ну и напоследок о пароле… — начал было Ляшенко, но его прервала юная подпольщица:

— А нужен ли нам с дядей Варивоном пароль? Разве мы без этого не узнаем друг друга?.. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы сейчас с ним туда съездим, а в первое воскресенье, через неделю, встретимся все вместе?

XVIII

— А вы чертовски точны, пан надпоручик! По вас можно часы сверять, — такими словами встретил сотник Чеслав Стулка недавнего своего однополчанина Яна Шмата, прибывшего к нему поздней ночью.

— Договорились же перенести разговор ровно на неделю. Вот я и пришел…

— Но вы должны знать, что для отпускника в Братиславе всегда находится столько разных дел и столько соблазнов… Я мог бы и задержаться.

— Тогда я пришел бы сюда еще через неделю, а если нужно, то и через две…

— Не сомневался и не сомневаюсь. Честно говоря, я возвратился в Малин только ради вас, надпоручик, и ваших несчастных друзей. — Стулка вдруг посерьезнел, нахмурил брови. — Видите, благодаря ходатайствам влиятельных клиентов отца мне было любезно предложено мягкое кресло при штабе верховного. Но я считал бы себя негодяем, если бы принял это предложение и покинул вас на произвол судьбы.

— Это на вас похоже, сотник, — в знак благодарности Шмат слегка склонил голову. — Послал бы бог, чтобы судьба всегда была для вас такой же доброй, как вы к людям.

— Э, бросьте словесные реверансы, надпоручик, вам не к лицу! Лучше бы поинтересовались, как живет наше родное окружение или, наконец, какие вести я привез из штаба генерала Чатлоша…

— Все, что вы захотите сказать, скажете без расспроса.

Стулка еще более посуровел: