Белый морок. Голубой берег

Только теперь Артем повернулся к Данилу и спросил глазами: ну, с отрадными вестями прибыл Мудрак или нет? Ляшенко в ответ выразительно смежил веки и, улыбнувшись, слегка кивнул головой: все, мол, в порядке, дружище! Как улыбку судьбы, ждал этого мгновения Артем, с затаенной верой ждал его днем и ночью, а когда оно наступило, поверить в долгожданный успех так сразу не мог. Неужели наконец улыбнулось им счастье? Неужели отныне они не будут задыхаться во мраке полнейшей изоляции?.. И тут перед его глазами внезапно вздрогнул окружающий мир, медленно закачался, будто на невидимых волнах поплыл, поплыл, а потом вдруг так бешено закрутился, что Артем спешно опустился на табуретку, чтобы не покачнуться. Немо торжествуя свою чуть ли не самую большую победу, он молча сидел с закрытыми глазами до тех пор, пока его не привел в чувство голос Ляшенко:

— Кстати, а откуда тебе стало известно о возвращении Митрофана?

— Да от твоего же гонца.

— Такое скажешь… Когда бы он успел добраться до лагеря, если буквально минуту назад вон там, где ты, стоял?

— Мы на гати встретились. После всенощной я спешил к тебе…

Комиссар встревоженно стрельнул глазами, прошептал еле слышно:

— Снова что-то на нашу голову свалилось?

Тот лишь рукой махнул.

— Довгаль запоролся? Или, может, Василя постигла неудача?

— Да нет, успокойся… Довгаль, правда, еще не вернулся в лагерь, но Ксендзов «телеграф» передал уже: недостроенный секретный аэродром под Коростенем уничтожен партизанами дотла. Ну а что касается Загравы… Он, как всегда, на белом коне примчался от Корнина. Представьте себе, под самым носом у фашистов без единого выстрела полторы сотни узников сумел освободить. Вчера возвратился к Змиеву валу не то что без потерь, а даже с изрядным пополнением. Хороший командир вырастает из Загравы.

— А что же случилось?

— В Загорье беда. Позавчера там повешен Олекса Стах. Прямо средь бела дня. И кто бы, ты думал, учинил это? Загоряне в один голос утверждают, что… партизаны.

Ляшенко мигом приподнялся на локоть. На его запавших щеках тотчас же проступили вишневые пятна. Полковник Ляшенко был военным человеком, за долгие годы своей жизни принимал участие во множестве кровавых схваток, и смерть на войне не казалась ему чем-то необычным и неестественным: от вражеских пуль кто-то, хочешь или не хочешь, должен был умирать! Но смерть, причиненную человеку своими же единомышленниками, он считал невыносимо возмутительной, дикой, преступной.

— Неужели повторилась трагедия Прохора Кныша?

— Очень на это похоже.

— Кто же эти злоумышленники?

— Именно это меня более всего и тревожит. Витольд Станиславович обещал разыскать их и на том свете…

Тем временем Клава промыла Мудраку раны и обработала их лекарствами, осторожно одела его в чистую сорочку, забинтовала голову. Потом помогла ему перебраться на широкие полати и, уложив на разостланный кожух под жердочкой, обмотала натертые, распухшие ступни ног смоченной в травяном настое дерюжкой.

— Вот теперь можете расспрашивать его сколько угодно, — великодушно разрешила и, подхватив корыто, быстро вышла во двор.

— Расскажите, Митрофан, расскажите о своих странствиях. Не сразу ответил Мудрак. Сначала отхлебнул из кувшина квасу, потер ладонью давно не бритые щеки.

— Всюду-т меня носило, товарищи командиры. Черниговщину-т успел объехать, и на Брянщине побывал, и даже в Белоруссии-т… Пусть нашего-т Ксендза сто лет бог бережет: такие документы вручил мне-т, что перед ними все дороги-т были открыты.

— Ну, а с тамошними мстителями народными удалось повстречаться?

— А зачем же я-т сюда возвращался бы, если бы не удалось?

Мудрак никогда не отличался разговорчивостью, в нем, казалось, затаенно жило какое-то непреоборимое отвращение к общению, к словам. Если кто-нибудь хотел узнать о чем-нибудь у Митрофана, должен был буквально по слову вытаскивать из него. Неудивительно поэтому, что Артему с Данилом пришлось сегодня не менее часа бомбить этого молчуна разными вопросами, пока они наконец установили, что недаром он набил столько мозолей и нажил столько язв на теле, что странствия его оказались хотя и необычайно тяжелыми, зато весьма удачными. Самое главное — Мудрак принес достоверную и отрадную весть: на черниговском Полесье, а также в северных лесных районах Сумщины, на Брянщине и в Белоруссии действует огромное множество партизанских отрядов, контролируют они большие зоны.

— Меня-т еще в Чернигове негодяи из вспомогательной полиции, приняв за своего, строго-т предупреждали не соваться дальше-т Сосницы. Потому как, мол, уже-т за Корюковкой начинается край, где полицай глазом не моргнет, как окажется на виселице. Они-т по секрету и сообщили, что на территории Корюковского, Семеновского, Сновского и Холминского районов немчуре так до сих пор и не удалось внедрить свой «новый порядок». Сами того не зная, и подсказали мне, куда-т именно нужно направить стопы из Чернигова…