Белый олень

– Тебя это пугает? – с любопытством поинтересовалась Тибра. – Она очень симпатичная. Тебя это не страшит? Что ты можешь ее ранить? А другие гоблины реагируют так же, когда случается подобное? Или только ты испытываешь подобные чувства? Ты отличаешься от остальных?

– Я никогда ее не обижу! Чего не могу пообещать по отношению к тебе! – с угрозой прорычал Сорен.

– Ты уже ощущаешь, как действие зелий выветривается, так? И знал, что нельзя изготовлять их самому. Брать ее с собой было довольно рискованным поступком. Если ты, конечно, не планировал, что между вами кое-что произойдет.

– Да, ты разгадала мой коварный замысел, – язвительно отозвался Сорен. – Я взял с собой Яннеке на церемониальное соревнование, целью которого является выследить и убить как можно больше врагов, в надежде, что между нами вспыхнет роман и мы отдадимся на волю страсти. Да ты просто гениальный детектив, нужно срочно выдать тебе медаль!

Я вышла из-за поворота и споткнулась из-за слабости в ногах. Темный альв с гоблином ошарашенно уставились на меня, так как мое падение застало их врасплох. Мне так многое хотелось сказать, но вырвалось только:

– Ты только что правильно использовал сарказм!

– Было бы увеселительнее, если бы ты послушался меня! – И Тибра упорхнула, бросив напоследок: – А теперь придется выпутываться самому!

– Веселее! – прорычал Сорен. – Правильно говорить «веселее», недоучка!

– Сарказм и верную грамматическую конструкцию! Да ты сегодня в ударе! – Я смотрела на беловолосого гоблина лежа на земле. Внутри меня бурлил поток разнообразных эмоций, словно я опьянела. Не в состоянии разбираться с тем, что он сказал, и со своей реакцией на его слова, я поднялась с земли и отряхнула тунику. Тем временем облегчение в глазах молодого лорда сменилось ужасом, когда он сопоставил дважды два.

– Ты давно… И многое ты успела услышать?

– Никогда бы не догадалась, что твой коварный план заключался в продлении моей жизни, – прокомментировала я.

Сорен принялся отчаянно озираться, будто надеялся обнаружить путь к отступлению, бледная кожа сделалась розоватой. Я невольно улыбнулась, чувствуя, как огонь в душе разгорается все сильнее. После многих лет, пока я терпела его издевки и поддразнивания, было невероятно приятно наблюдать за его собственными мучениями.

– Ты же знаешь, что я никогда бы не ранил тебя. – Несчастный гоблин попытался исправить положение. – Я… Я…. – В кои-то веки ему не хватало слов.

– Ты просто хотел, чтобы мы отдались на волю страсти, – бесстрастно закончила я.

– Я говорил это с сарказмом. – Сорен покраснел еще сильнее, даже кончики его ушей стали розовыми.

Я повела плечами, стараясь избавиться от напряжения в мышцах. Однако жжение в сведенных мускулах не шло ни в какое сравнение с пламенем в душе, поэтому я нашла в себе мужество задать мучивший меня вопрос:

– Тогда что ты хочешь от меня?

– Я ничего от тебя не хочу. – Он нахмурился и отвернулся.

– Но что-то же ты хочешь? – настаивала я. Теперь голоса, разносившиеся в пещере, были настоящими, но я не испытывала страха, только предвкушение.

Сорен двинулся вниз по тропинке, обогнув по пути лужу черной жидкости, слишком плотной, чтобы быть водой. Я последовала за ним, держась, как обычно, на шаг позади. Спутник повернул ко мне голову и дождался, пока мы пойдем бок о бок. От этого жеста доверия потеплело в груди.

– Ты же знаешь, что гоблины умеют чувствовать? – Спустя несколько долгих минут он нарушил тишину. – Мы можем испытывать эмоции. Я могу испытывать эмоции.

– Мне сложно судить, чаще всего ты выглядишь умирающим от скуки.

– Просто наши чувства максимально обострены. – Уголок губ Сорена изогнулся в легкой усмешке. – Мы ощущаем либо полнейшее безразличие, либо крайнюю степень той эмоции, которая захватила нас. Это делает гоблинов эффективными убийцами и в то же время является нашей слабостью.

Несколько секунд я ошарашенно молчала. Опьянение проходило, и я старалась переварить мысль, что Сорен может желать меня физически или чувствовать ко мне даже нечто большее. Как ни странно, эта мысль меня не пугала, только окутывала жаром, которого я никогда раньше не испытывала.

– Продолжай.

– Есть причина, по которой мы не демонстрируем некоторые из эмоций. Ярость, ненависть – они могут пригодиться во время охоты. Более мягкие чувства бесполезны. Мы хищники и не можем позволить себе ставить хоть что-то выше собственного выживания. – Его голос казался хриплым от отчаяния.

– Значит, ты хочешь сказать, я делаю тебя уязвимым? Потому что небезразлична тебе? – Стоило этим словам слететь с губ, и я ощутила, как рушатся последние остатки брони. Мне не раз доводилось наблюдать, как Сорен пытает и кромсает врагов, словно свиней, а также его безразличие к вещам, которые он считал недостойными внимания. Но еще я видела его неудержимый гнев, когда кто-то угрожал причинить вред его любимым, и замаскированную заботу, с которой он предлагал мне тепло плаща и тела. И все же он ни разу не признал, что может быть уязвимым. В секунду, когда в его взгляде промелькнул страх, человечности в нем было не меньше, чем во мне.