Белый олень

От холодной воды перехватило дыхание, и почти сразу мощное течение подхватило меня и понесло вперед. Я набрала как можно больше воздуха в легкие и погрузилась с головой. Оказавшись на глубине, я открыла глаза, чтобы видеть потоки, хотя соль в воде значительно затрудняла задачу. Затем оттолкнулась и подстроилась под самую стремительную струю, которая потянула меня ко дну. Все расплывалось от невероятной скорости, а давление в ушах возросло настолько, что едва не взрывались мозги. Нужно как можно быстрее отыскать вход в подводную пещеру.

В груди постепенно начинало гореть от нехватки воздуха, но раньше я умела задерживать дыхание почти на семь минут, так что сейчас могла рассчитывать максимум на пять.

Заметив темнеющее в камне отверстие, я немедленно устремилась туда. Течение не желало отпускать, хватаясь за одежду жадными пальцами. Нужно было снять ее, несмотря на смущение, но теперь жалеть было поздно.

Я сражалась с затягивавшим меня в водоворот потоком, цепляясь за любые выступы в скалах. Мышцы горели от напряжения, а легкие разрывались. Сражение с сильным течением сожгло весь запас кислорода. Испытывая легкое головокружение, я совершила отчаянный рывок и оказалась в отверстии.

Там вода была гораздо спокойнее, накатывая легкими толчками, и плыть стало гораздо легче. Перед глазами уже начали плясать черные точки, и тут проход пошел вверх, и после поворота направо я вынырнула на поверхность. Я отчаянно втягивала ртом сладкий прохладный воздух, пока окончательно не отдышалась. Затем выбралась на скользкие камни, о которые мягко разбивались волны.

Спустя несколько футов гладкие валуны сменились твердой поверхностью, пещера расширилась, а над головой замерцали кристаллы всех оттенков, отбрасывая голубые, красные и фиолетовые блики. Вдалеке послышалось мелодичное пение скрипки, и я пошла на звук, изумляясь про себя: музыка в Пермафросте была невероятно редким гостем. Наверняка некоторые гоблины наслаждались игрой людей на инструментах, но предпочитали об этом не распространяться. Никто не стал бы заниматься подобной тратой времени добровольно – или так казалось. Я начала осознавать, что в зимней стране не все делится на черное и белое. До того как попасть в плен, я любила музыку. Отец иногда бренчал на гитаре, а я напевала песни, которые любила матушка: про прекрасных дев и отважных героев. Это было давным-давно, и слов я уже не помнила. Да это и неважно, все равно сказания оказались неправдой.

Мягкие переливы скрипичной мелодии ласкали меня, словно теплые объятия, приглашали задержаться в этом месте навеки и наслаждаться нежными звуками. Аккорды внезапно изменились, полились печальные и невыразимо грустные созвучия. Они проникли в самое сердце и пленили душу. Блики на кристаллах поблескивали в такт музыке, и мир танцевал вокруг меня, растворяясь в блаженстве и красоте.

Внезапно я остановилась и быстро уколола себя острием стилета в кончик пальца. Капля крови показалась на порезе, и чары развеялись. Мелодия по-прежнему была прекрасной, в этом сомнений не было, но больше не порабощала сознание. Разноцветие кристаллов сменилось на несколько каменных друз, темно-красных, как кровь из вены.

Однажды никс полюбил дочь рыбака, который жил рядом с озером и был очень бедным, так как не умел забрасывать сеть. И заключили они сделку: не будет рыбак ни в чем нуждаться, коли выдаст он за никса свою дочь в день ее совершеннолетия. Когда девушку привели на берег познакомиться с нареченным, та увидела его чешуйчатое тело и перепончатые руки да заплакала от отвращения, а потом пронзила свое сердце ножом, выкрикнула, что никогда не полюбит такого монстра, и умерла. Кровь ее закапала в воду, и опечаленный никс с горя окрасил все озерные цветы в алый цвет. С тех пор он каждый вечер играет мелодию о любви и потерь, оплакивая невесту и надеясь, что однажды другая девушка спустится к воде и останется с ним навсегда.

Я вздрогнула и внимательно огляделась по сторонам. В глубине пещеры я заметила спрятанную в тенях мужскую фигуру, а вдоль стен в нишах лежали украшенные цветами и водорослями тела женщин, которые, будучи живыми, имели неосторожность явиться на зов музыки. Все они идеально сохранились, несмотря на то, что по прошествии многих лет должны были превратиться в пыль.