Белый олень

Я ощутила укол страха. Если бы я была обычной человеческой девушкой, то могла бы тоже сойти с ума. Или если бы прожила в темноте пещер так же долго, или если Лидиан, истязая меня, добился своей цели, то я была бы ничем не лучше их. Я отмахнулась от этой мысли, возвращаясь к поставленной задаче.

Песня. Не представляю, насколько плохо я пою теперь, а уж отыскать в сердце песню… Соберись, Яннеке! Если ты не справишься, Сорен умрет. Раз уж я пережила набег на деревню, гибель семьи, пытки Лидиана, постоянные драки и Королевскую Охоту, то какую-то дурацкую песню спеть точно смогу.

– Хорошо, – я глубоко вдохнула, – еще пару минут. Мне просто нужно немного вдохновения.

Никс широко улыбнулся, обнажив несколько рядов острых зубов, один позади другого. Я вздрогнула от этого зрелища – его пасть ничем не уступала акульей – и пожалела мертвых девушек, которым приходилось целовать эти губы.

– С этим, пожалуй, я могу помочь. – Он протянул мне ладонь. Кожа была теплая и скользкая, словно грязь или болотная тина, но хватка оказалась крепкой. Затем странное существо наклонилось и укусило меня. Я отдернула руку и заметила маленькую струйку крови, выступившую на запястье.

– Что ты сделал?

– Подарил тебе вдохновение.

Кровь быстро перестала течь, зато я ощутила резкий приступ головокружения и едва не упала. Верх и низ, лево и право перемешались, и мир раскололся на яркие осколки образов.

«Ты мертва? – Я хорошо знала этот голос. Он заставлял меня содрогаться от страха, кричать и плакать. Он отобрал у меня все. –

Не умирай. Сначала ответь мне! Я должен знать! – Я заморгала, пока перед глазами вихрем проносились воспоминания. Вот меня тащат на веревке вслед за скачущим конем. Пытают каждую ночь. – Ты мертва, дитя? Ты мертва? Нет? Хорошо. Не беспокойся, скоро все закончится».

В груди расцвела боль, такая сильная, что вынудила согнуться, цепляясь за живот и задыхаясь, пока волны боли и образов, которые я так отчаянно пыталась забыть, бушевали в сознании.

Дитя, ты мертва?Закрыты глаза.В ночи, словно ангел, паришь в небесах.Дитя, ты пропала?Тебя не найти.Дитя, ты сбилась с пути.

Меня словно накрыло толстым одеялом, которое душило и не давало вдохнуть: проникавшие под кожу силы Хелки, молодого гоблина, Эльвиры и линдворма, тяжесть смертей Страха и Рекке. Все это навалилось на меня и грозило выдавить жизнь по капле.

По-детски укрыласьЗа шторой от зла,Но мягкая ткань на плечи вползла,И давит, и душит,И нечем дышать.Дитя, от грехов не сбежать.Во мраке ночном,В сиянии звездЖесток мир и мрачен, как стылый погост.

Напрасно, но тыПродолжаешь мечтать!Дитя, от себя не сбежать.

Горло горело от непролитых слез и невысказанных слов. Текст песни всегда был на самом дне моей души. Окровавленная рука, хватавшаяся за плащ нового молодого хозяина; надвигавшаяся тьма после пыток и надежда, которую топтали снова и снова; ледяное отчаяние, охватывавшее всякий раз, когда во снах мертвые родственники бросали на меня разочарованные предательством взгляды. Все, что я так стремилась забыть, выбиралось теперь на поверхность.

Дитя, ты мертва?Не время скорбетьИ в горе своем душой цепенеть.Желаний и чувствНе скрывай от себя.О, что ж ты наделала? Бойся, дитя!

Речная вода облегчала боль от ожогов. Ложь и секреты градом обрушивались на меня, причиняя невыносимые страдания. Внутренности разрывал такой беспощадный голод, что его невозможно было игнорировать. Но этот голод касался не только еды и воды, я жаждала крови и отмщения, любви и признания.

Обрушатся звезды десятком комет.Все отводят глаза, дела нет до страданий.Когда ты молила о хлебе, в ответВ руке оказался лишь камень.Душа зачерствела и тверже гранита.Дитя, ты же сердцем слаба!И лжи паутина плетётся открыто.Не плачь, о дитя, ты мертва.