Берег. Следы на песке

На свадьбе мы танцевали с ней, и голова моя кружилась, как будто женихом был я. Она знала о моём чувстве, и очень чутко относилась ко мне. Роберт сильно ревновал сначала, а потом тоже принял это, как нечто естественное и неотвратимое. Я старался вести себя так, чтобы моя любовь не причиняла им беспокойства. Необыкновенно органичные, представляющие одно целое, дети не должны были переживать за мою сильную, но такую сладкую боль. Я превратил для них это в лёгкую шутку. Они улетели на остров в свадебное путешествие, а я в первую ночь, которую они провели там, выпил целую бутылку коньяка, и расстрелял не одну обойму патронов в парке, а под утро сел на коня и скакал, пока не выбился из сил. Целый месяц я жил ожиданием весточки от них. Роберт писал примерно раз в неделю, сдабривая письмо очередной порцией фотографий. Просматривая их бесконечное множество раз, я замечал каждую мелочь. Как с приобретением официального статуса изменился взгляд Джулии. Как на острове она загорела, окрепла и стала ещё прекрасней и желанней. Её пляжная фотосессия – пытка каленым железом, но день за днём я возвращался к ней.

Мои сёстры считали, что я завёл роман где-то на стороне и пытались выяснить мои планы. Они не хотели, чтобы в доме появилась ещё одна хозяйка. Я бы желал утешить их, но моё признание, скорее всего, шокировало бы ещё больше скромных леди.

Когда Джу потеряла ребёнка, я чуть не сошёл с ума от горя. Я присутствовал при том, как извлекали из неё то, что так никогда и не стало моим внуком, наследником. Срок был маленький, но даже то, что должно было развиться в родного человечка, я забрал тогда и похоронил в парке. Ребята не знают об этом, а я теперь часто прихожу на это место и сижу подолгу, – я замолчал, думая о том, что и сейчас беременность Джулии под угрозой: «Прыжки из окна, сумасшедшая девчонка! Где ты бродишь? Найду, разорву загранпаспорта и запру в доме обоих. Только останьтесь в живых». Слеза предательски сбежала по моей щеке, и я продолжил:

– Осенью я решил сделать Джулию своей правой рукой, мы проводили много времени вместе по работе и просто так. Порой мне казалось, что она мне жена, настолько мы понимали друг друга с полуслова. Но вечером Роберт приезжал за ней, и я оставался один, в своей такой холодной и пустой комнате… постели. С утра Джулия возвращалась разгорячённая молодым мужем, часто не выспавшаяся, но с горящими глазами, и мы снова проводили вместе день. Я знал каждое её движение, мог предугадать, что она сделает в следующий момент. Она впитывала всё, чему я учил её легко, можно сказать, играючи. Иногда, уже под вечер, когда ожидали приезда Роберта или её телохранителя, мы садились рядышком на диван. Я читал ей свои любимые книги, а она, положив голову мне на плечо, внимательно слушала. То, что она сейчас разговаривает отлично на английском, моя заслуга. Роберт любит русский, это ведь язык его предков по материнской линии, и не очень озадачивался её обучением. Он стал её учителем в любви. Никто не сможет заменить ей моего сына, – я запнулся на полуслове и закрыл лицо руками, стоило мне подумать, что я сейчас увижу тело Роберта.

Ленц обнял меня за плечи:

– Вы сможете заменить ей мужа, а она вам сына, – явно не подумав брякнул он, – Ведь вы женитесь на ней если…

– Молчи! – замахал я руками. – Мысль материальна, я знаю это. Гоню её сам с момента трагедии прочь. Быть рядом с Джулией высшее счастье для меня, но не такой ценой… Она ждёт ребенка сейчас. Я молю небо, простить мою страсть, и вернуть мне всех троих живыми и невредимыми… Спасибо, что выслушал меня. Вот уже год, как я ношу это в себе. И прости, за мою резкость. Совсем нервы никуда не годятся.

Мы прибыли к городскому моргу и молча вышли из машины, думая каждый о своём. Нас проводили в мрачное помещение со скудным голубым освещением. Я ознакомился с материалами дела и, встал, чтобы пройти на опознание. Нас с Ленцем провели в соседний зал с холодильными камерами, где на двух столах стояли носилки, накрытые белой простыней. Ленц поддерживал меня под локоть. Санитар встал и равнодушно снял полотнище, открывая обезображенное огнём до неузнаваемости то, что было когда-то человеком, то же он проделал и на втором столе. Я на мгновение зажмурился, прогоняя подкатившую к горлу тошноту.

– Это не мой сын, – сдавленным голосом произнёс я, – Настаиваю на экспертизе.

Я собрался с духом и склонился над останками, пытаясь хоть что-то понять.

– Мистер Фаррелл, – окликнул меня эксперт, – По тому, что осталось от тела, сложно судить, кто был этот человек, но у него на пальце был перстень.

Я выпрямился и увидел венчальное кольцо своего сына. Резкая боль пронзила меня, и я провалился в темноту.

Глава 20

Филатов

Сергей нервно курил в машине сигарету за сигаретой, а Карим с усмешкой наблюдал за ним.

– Ненавижу эти горы, этот климат, это небо… – сквозь зубы, процедил Сергей.

– Ну а небо-то тебе чем насолило? – потягиваясь, спросил его подельник.