Берегини

Корабли шли морем уже несколько дней: иногда на веслах, иногда, если дул попутный ветер, под парусом. Ночи проводили на берегу; только один раз им пришлось искать укрытия среди скал до заката – внезапно налетевший ветер поднял высокие волны, хлеставшие через палубу, и кормщик Лодин забеспокоился, как бы малоопытный Асгрейв не погубил вверенный ему драккар. Бурю переждали, а потом снова продолжили путь на юго-восток. Вскоре на горизонте стали появляться земли, нарисованные на старой карте Торлейва конунга. Некоторые Эйвинд даже вспомнил – они проплывали мимо них, когда шли с Олавом Стервятником к его несуществующему двору в Халогаланде.

Словене плыли на корабле Асбьерна, и их вождь Радим все расспрашивал ярла о том, кто учил его морскому делу и трудно ли управляться с большим кораблем.

– Я до встречи с Эйвиндом в море лишь купался, – рассмеялся Асбьерн. – А потребовалось – научился всему. Ты не бойся, Мстилейвссон, море своего быстро признает. Да и ты скоро поймешь, твое оно или нет.

– И что же? – спросил княжич. – Тебя море сразу признало?

Асбьерн усмехнулся:

– Если бы так… И дурнотой намучился, и в бурю натерпелся страху, и получил немало затрещин от Вилфреда хёвдинга за то, что путал снасти и вполсилы греб, берег стертые о весло ладони. Вволю посмеялись тогда надо мной датчане. Но во втором походе все было уже по-другому. Не потому, что я полюбил ходить на корабле, а потому, что больше не хотел, чтобы надо мной смеялись.

Радим по своему обыкновению долго молчал. Потом сказал:

– Мне, наверное, стоило родиться викингом. Потому что плыть на лодье мне нравится гораздо больше, чем ездить верхом или сидеть в княжеских палатах.

На восьмой день после памятной бури драккары обогнули скалистые острова, с которых уже можно было разглядеть вдали, у самого горизонта, вытянутое темное пятно, окутанное туманом – остров Мьолль. До него оставалось меньше дня пути на веслах, но Эйвинд конунг велел бросить якоря и укрыться среди скал. Дальше отправился только Мстящий Волк, с которого вождь велел на время снять свирепого носового дракона. Эйвинд не хотел напугать ни духов здешнего моря, ни людей, которых надеялся встретить.

День выдался ясный, море было спокойное, поэтому рыбаки не боялись заплывать далеко от острова в поисках места, где в снасти попадется побольше трески. Обычно на лодках плавали по трое-четверо, а то и пятеро, но никакого оружия с собой не брали, только железные багры, которыми глушили пойманную рыбу. Одну из таких лодок и заметили с драккара; сидевшие в ней рыбаки не успели опомниться, как внезапно появившийся из-за дальних скал сине-черный драккар оказался рядом, и просмоленный форштевень вспенил воду совсем близко от лодки, заставив ее резко качнуться. Хорошо, что успели убрать весла – боевой корабль разнес бы их в щепки… Трое мужчин – похоже, отец с двумя сыновьями – смотрели снизу вверх хмуро и встревоженно, пока с драккара не протянули весла и не крикнули:

– Привяжите лодку к веслу и поднимайтесь на борт!

Высокий светловолосый вождь со шрамом спросил их имена. Старший ответил:

– Я Арне Аудссон с острова Мьолль, а это мои сыновья, Эгиль и Бьерн. Отпусти нас, хёвдинг, мы ведь ничего плохого тебе не сделали.

Его крепкие, рослые сыновья изредка поглядывали вниз, на лодку, в которой остались тяжелые багры. Было бы больше удачи – не дали бы в обиду ни себя, ни отца.

– Я не хёвдинг, Арне Аудссон, – проговорил светловолосый вождь. – Меня зовут Эйвинд, и я сын Торлейва конунга, которого вы называли Щедрым.

Эгиль и Бьерн недоуменно переглянулись. Рыбак Арне оглядел Эйвинда с ног до головы и обидно рассмеялся:

– Стало быть, владычица Хель отпустила тебя из своих чертогов? То-то я вижу, ты успел подрасти!

Эйвинд взял со скамьи отцовский плащ, развернул его. Сверкнула на солнце начищенная до блеска памятная отцовская фибула.

– По-твоему, это тоже дала мне Хель? – спросил он.

Арне нахмурился, но промолчал. И тут он услышал знакомый голос:

– Прошло столько лет, Аудссон. Ты не узнал мальчишку, не узнал плащ своего вождя, но, может, хотя бы меня вспомнишь?

Навстречу ему вышел седобородый Сигурд хёвдинг, и хмурое лицо рыбака мгновенно переменилось. Он удивленно охнул и хлопнул себя по коленям, а потом бросился обнимать хёвдинга как родного брата. Сигурд сказал:

– Ты, верно, забыл, Эйвинд, как его сыновья собирали по всему двору твои стрелы, когда я учил тебя стрелять из лука. Да и они сами уже этого не помнят.

Эйвинд рассмеялся. Арне долго вглядывался в его лицо и потом спросил:

– Но как такое может быть? Олав конунг и его люди сказали, что Торлейв с сыновьями погибли в бою у острова Хьяр. И что перед смертью конунг отдал Олаву меч, прося занять его место и защищать свой одаль .

– Смерть пришла за Торлейвом конунгом не тогда, а четыре зимы назад, – ответил ему Сигурд. – А мы, как видишь, и не думали умирать. Присядь, Арне Аудссон, тебе еще о многом нужно услышать.