Берроуз, который взорвался. Бит-поколение, постмодернизм, киберпанк и другие осколки

При всем радикализме и нигилизме панк был все той же контркультурой, какой за двадцать лет до этого были битники: отрицанием буржуазных норм и высвобождением игры инстинктов. Биограф Виктор Бокрис прямо утверждает, что панк – это необит, а название, данное Ричардом Хеллом из Television панк-поколению – Blank Generation, пустое поколение – немногим отличается от

Beat Generation, поколения разбитого (тут будто две части одного и того же жеста: сначала мы это разбили, а потом поняли, что оно было пустым). В «Человеке внутри» звучит мнение, что панк в чистом виде – это просто антитоталитарный демарш, сдобренный тоннами черного юмора. Лучшей характеристики для прозы Берроуза не придумать.

Панк-волна свела Берроуза с Патти Смит – одной из немногих женщин, к которым он испытывал нежные чувства. Этот прецедент, кстати, может служить аргументом против берроузовской мизогинии: ему были дороги некоторые женщины и некоторые мужчины, а все остальное – только слова, против которых Берроуз, как мы знаем, вел войну на уничтожение. В своих воспоминаниях Смит часто – и с неизменным пиететом – упоминает Берроуза: «Сегодня я – Майк Хаммер: смолю сигареты „Кул“, читаю грошовые детективы, сижу в холле и дожидаюсь Уильяма Берроуза. А вот и он, чертовски элегантный: темное габардиновое пальто, серый костюм, галстук. Несколько часов я дежурю на посту, кропаю стихи. И вот Берроуз выкатывается из „Эль-Кихоте“: подвыпивший, слегка растрепанный. Поправляю ему галстук, ловлю для него такси. Так уж у нас с ним заведено, по молчаливой договоренности»{488}.

Патти Смит называла Берроуза – наряду с Гинзбергом и Корсо – своим учителем{489}

. В конце 1970-х, когда Берроуз жил в Бункере, почти в эпицентре панка, они часто виделись. Смит – вместе с Филиппом Глассом и Фрэнком Заппой – принимала участие в The Nova Convention, Съезде Сверхновой, который проходил в театре «Интермедиа» в декабре 1978 года как празднование юбилея творческой деятельности Берроуза{490}. На записях видно, как Билл, «чертовски элегантный», в сопровождении статного Грауэрхольца выходит из машины и раздает автографы молодым поклонникам на входе. Панк-патриарх, человек легендарного статуса. Крестный дедушка панка

{491}, как назвал его один журнал.

Патти Смит дает такой портрет Билла тех лет: «Уильям Берроуз был одновременно стар и молод. Немножко шериф, немножко сыщик. И с головы до пят – писатель. У него был шкаф с лекарствами, который он держал на замке, но если тебя мучила боль, он отпирал дверцу. Не мог видеть страдания людей, которые были ему симпатичны. Если ты заболевал, он приходил тебя накормить. Стучался в твою дверь, приносил рыбину, завернутую в газету, и собственноручно ее жарил. От девушек он, казалось, отгораживался неприступной стеной, но я все равно его любила. В „Бункере“ он жил точно в походе: всех вещей – пишущая машинка, дробовик да пальто. Время от времени он надевал свое пальто, шел горделивой походкой послушать нас, занимал свое место за столиком у самой сцены, который мы для него специально придерживали. Часто ему составлял компанию Роберт [Мэпплторп. – Прим. авт.] в кожаной куртке. Вылитый ковбой Джонни и его конь»{492}

.

Бункер Берроуза располагался неподалеку от CBGB, знаменитого клуба, в котором зарождался нью-йоркский панк, где выступали Television, Dead Boys, The Ramones, Blondie, Talking Heads и сама Патти Смит. Билл был завсегдатаем CBGB, тогда как публика из CBGB часто бывала «в гостях у Уильяма Берроуза, который жил несколькими кварталами южнее клуба „Си-Би-Джи-Би“, в здании, прозванном „Бункер“. Бауэри была улицей алкашей. Часто они разводили костры в больших цилиндрических мусорных баках и грелись, готовили еду, прикуривали от огня. Смотришь вглубь Бауэри и видишь, как костры пылают прямо у дверей Уильяма»{493}.

Проводя время с панками, с Патти Смит, с Энди Уорхолом (тоже своего рода дедушкой панка), Уильям Берроуз превратился в настоящую рок-звезду со всеми плюсами и минусами. «Я – Уильям Берроуз. Я не обязан никого ждать!»{494} Панк-фаза Берроуза 1978–1980 годов не только принесла писателю популярность среди молодежи, но и вернула почти позабытые проблемы с тяжелыми наркотиками. Грауэрхольц рассказывает, как в конце 1970-х среди припанкованных нью-йоркских торчков считалось чем-то вроде высшего пилотажа вмазаться вместе с Берроузом{495}. Они называли его наркопонтификом, the Pope of Dope.