Бесы

Ничуть. Мы, напротив, тотчас решили с Кирилловым, что «мы, рус­ские, пред американцами маленькие ребятишки и нужно родиться в Америке или по крайней мере сжиться долгими годами с американцами, чтобы стать с ними в уровень». Да что: когда с нас за копеечную вещь спрашивали по дол­лару, то мы платили не только с удовольствием, но даже с увлечением. Мы всё хвалили: спиритизм, закон Линча, револьверы, бродяг¹. Раз мы едем, а чело­век полез в мой карман, вынул мою головную щетку и стал причесываться; мы только переглянулись с Кирилловым и решили, что это хорошо и что это нам очень нравится.[327]

Странно, что это у нас не только заходит в голову, но и исполняется, — заметил я.

Люди из бумажки, — повторил Шатов.

Но, однако ж, переплывать океан на эмигрантском пароходе, в неизвест­ную землю, хотя бы и с целью «узнать личным опытом» и т. д. — в этом, ей-Богу, есть как будто какая-то великодушная твердость. Да как же вы оттуда выбрались?

Я к одному человеку в Европу написал, и он мне прислал сто рублей.

Шатов, разговаривая, всё время по обычаю своему упорно смотрел в зем­лю, даже когда и горячился. Тут же вдруг поднял голову:

А хотите знать имя человека?

Кто же таков?

Николай Ставрогин.

Он вдруг встал, повернулся к своему липовому письменному столу и начал на нем что-то шарить. У нас ходил неясный, но достоверный слух, что жена его некоторое время находилась в связи с Николаем Ставрогиным в Париже и именно года два тому назад, значит, когда Шатов был в Америке, — правда, уже давно после того, как оставила его в Женеве. «Если так, то зачем же его дернуло теперь с именем вызваться и размазывать?» — подумалось мне.

Я еще ему до сих пор не отдал, — оборотился он ко мне вдруг опять и, поглядев на меня пристально, уселся на прежнее место в углу и отрывисто спросил совсем уже другим голосом:

Вы, конечно, зачем-то пришли; что вам надо?

Я тотчас же рассказал всё, в точном историческом порядке, и прибавил, что хоть я теперь и успел одуматься после давешней горячки, но еще более спу­тался: понял, что тут что-то очень важное для Лизаветы Николаевны, крепко желал бы помочь, но вся беда в том, что не только не знаю, как сдержать дан­ное ей обещание, но даже не понимаю теперь, что именно ей обещал. Затем внушительно подтвердил ему еще раз, что она не хотела и не думала его обма­нывать, что тут вышло какое-то недоразумение и что она очень огорчена его необыкновенным давешним уходом.

Он очень внимательно выслушал.

Может быть, я, по моему обыкновению, действительно давеча глупость сделал. Ну, если она сама не поняла, отчего я так ушел, так. ей же лучше.

Он встал, подошел к двери, приотворил ее и стал слушать на лестницу.

Вы желаете эту особу сами увидеть?

Этого-то и надо, да как это сделать? — вскочил я обрадовавшись.

А просто пойдемте, пока одна сидит. Он придет, так изобьет ее, коли уз­нает, что мы приходили. Я часто хожу потихоньку. Я его давеча прибил, когда он опять ее бить начал.

Что вы это?

Именно; за волосы от нее отволок; он было хотел меня за это отколо­тить, да я испугал его, тем и кончилось. Боюсь, пьяный воротится, припом­нит — крепко ее за то исколотит.

Мы тотчас же сошли вниз.

V

Дверь к Лебядкиным была только притворена, а не заперта, и мы вошли свободно. Всё помещение их состояло из двух гаденьких небольших комна­ток, с закоптелыми стенами, на которых буквально висели клочьями гряз­ные обои. Тут когда-то несколько лет содержалась харчевня, пока хозяин Филиппов не перенес ее в новый дом. Остальные, бывшие под харчевней, комнаты были теперь заперты, а эти две достались Лебядкину. Мебель со­стояла из простых лавок и тесовых столов, кроме одного лишь старого кре­сла без ручки. Во второй комнате в углу стояла кровать под ситцевым одея­лом, принадлежавшая mademoiselle Лебядкиной, сам же капитан, ложась на ночь, валился каждый раз на пол, нередко в чем был. Везде было накроше­но, насорено, намочено; большая, толстая, вся мокрая тряпка лежала в пер­вой комнате посреди пола и тут же, в той же луже, старый истоптанный баш­мак. Видно было, что тут никто ничем не занимается; печи не топятся, ку­шанье не готовится; самовара даже у них не было, как подробнее рассказал Шатов. Капитан приехал с сестрой совершенно нищим и, как говорил Ли- путин, действительно сначала ходил по иным домам побираться; но, полу­чив неожиданно деньги, тотчас же запил и совсем ошалел от вина, так что ему было уже не до хозяйства.