Без иллюзий

Вскоре после начального знакомства с обновленным составом своего старого отдела произошла одна история, которую можно было бы считать забавной, если не смешной, когда бы суть ее не относилась к разряду шуток. В отдел на отзыв поступил автореферат диссертации по тематике информационного поиска, фамилия диссертантки Михаилу ничего не говорила. Он сразу же спросил у Бориспольского, знает ли он, кто она. Оказалось, знал. Он присутствовал на каком-то совете, где она выступала по теме диссертации. Претендовала она на признание своей системы, пригодной как для документального, так и фактографического поиска информации. Это было что-то новенькое. Саша со смехом подтвердил: «Да, что-то новенькое!» – и добавил, что диссертантка не смогла объяснить, чем отличается документальный поиск от фактографического, а когда ей из зала дали понять, что объектом поиска в документальной системе являются документы как таковые, тогда как в фактографической системе – отдельные факты, выделенные из документов, она, пожав плечами, ничтоже сумняшеся, ответила: «Ну и что?» – «И чем закончилось обсуждение ее опуса?» – поинтересовался Михаил. – «Одобрением и рекомендацией представить в ученый совет на защиту». – «Вот как?» – «Да, очень просто. – подтвердил Бориспольский, как какой-нибудь из героев Марк-Твеновского «Янки при дворе короля Артура». – Ведь она любовница министра не то электроники, не то радиопромышленности». – «Хороша?» – спросил Михаил – «да, ничего не скажешь – красивая женщина». – «Ну хоть это, – подытожил Михаил. – Другие достоинства не обязательны». – «Там-да! – согласился Саша, показав пальцем вверх в потолок. К науке, правда, кроме хорошего дамского экстерьера и административной поддержки со стороны любовника – министра, приложить было нечего. Но и так все было решено в пользу почти ученой любовницы. Однако насколько далеко простиралась забота министра в отношении его пассии, Михаил узнал сутками позже. По местному телефону ему позвонил заместитель директора по кадрам и режиму Плешаков. Несмотря на их постоянную взаимную неприязнь, на сей раз Плешаков говорил непретенциозным тоном: «Михаил Николаевич, вы получили автореферат диссертации на отзыв?» – «Да, получил». – «Надо обязательно подготовить хорошее заключение. Хотелось бы, чтобы оно было как-нибудь потеплее».

Михаил подумал, стоит ли валять Ваньку, чтобы вызнать что-то насчет этой дамочки, но решил, что не стоит. Какая разница, что он скажет, на что намекает или о чем наврет? Плешакову аж по линии первого отдела, то есть КГБ, приказали обеспечить выдачу похвального заключения. Насчет того, чтобы оно было «потеплее» – это уж Плешаков от избытка нежных чувств к любовнику дамы и верноподданейшего усердия заказал от себя.

– А кто подпишет отзыв? – спохватился вдруг Плешаков, испугавшийся, что выполнил задание не полностью – ему было велено, чтобы подписались самые что ни есть авторитеты.

– Я и Елена Михайловна Сморгунова.

– Очень хорошо. Вы уж не подведите наш институт.

Ах, как просто решались научные задачи, когда к их решению прикасались министры! А что было бы, если бы это исходило от самого генерального секретаря? – разумеется – каждое слово ТИТУЛА с большой буквы – Сам Генеральный Секретарь? – Надо думать, обошлось бы не только без защиты, но и без обязательного внесения суммы в размере трех рублей БЕЗ СДАЧИ, как стребовали со старшего Кербера.

Впрочем, кто-то (разумеется, не министр) мог счесть для себя приятным и полезным заплатить за диссертантку три рубля из своего кармана в надежде на то, что и такая небольшая услуга будет со временем хорошо оценена.

Ах, сколько, оказывается, есть нерастраченной на подчиненных настоящей человеческой теплоты не только к лучшим людям своей страны и государства, но и к их боевым подругам и друзьям! Разве может быть жалко наградить их, разумеется, по заслугам, не только ученой степенью кандидата наук, но и сразу доктора, а если надо (или больше подходит) – то и лауреатом государственной премии, или званием народного артиста СССР, или чином генерала, а то (когда человек особенно близок) и маршала. Отлаженная система партийно-государственной любви подпитывалась холуйской жаждой прислуживать барам там и тогда, когда им будет особенно приятно, поскольку это сделает их особенно восприимчивыми и ласковыми с теми, кто так удачно им прислужил. Гнида Плешаков был образцовым функционером этой «системы любви». У него душа горела готовностью выразить свою любовь и искреннюю старательность в любом случае, даже когда не было абсолютно ясно, что его услуга будет уместна. В своем энтузиазме он исходил из того, что вдруг это понравится, вдруг его именно за это вознесут на такую орбиту, с которой люди, бывшие прежде по соседству с ним, в том числе коллеги по услужливости и подхалимажу, будут казаться букашками, тогда как он им ФИГУРОЙ, которой необходимо а, главное, имеет смысл служить. Пока что у него не все получалось.