Надо сказать, что идея расчленения отдела Горского возникла не у самого Климова. Однажды он просто пожаловался своему сотруднику Вайсфельду, что отделом Горского никому не удается управлять. Впервые человека с фамилией Вайсфельд Михаил узнал еще в ОКБС, когда в составе того отдела, в котором была бригада Ломакина, организовали новую бригаду эксплуатационно-технической документации. В ее составе оказались сплошь отставные полковники-инженеры ВВС, а возглавил бригаду полковник Александр Михайлович Вайсфельд. Во время войны и после нее служил в дальней бомбардировочной авиации. А до войны еще молодым бортмехаником он участвовал в знаменитой Папанинской экспедиции, когда бомбардировщики ТБ-3 впервые осуществили посадку на дрейфующий лед в районе точки Северного полюса. Александр Михайлович рассказывал, как перед каждым вылетом во время той экспедиции приходилось долго колотить громадными деревянными колотушками по лыжам шасси, прихваченным морозом к снегу, прежде чем самолету удавалось сдвинуться с места. Возможно, участие в той воздушной экспедиции продолжало быть самым ярким и героическим эпизодом во всей его жизни. Но если отвлечься от героизма, он был явно знающий специалист и хороший инженер. Между ним и Николаем Васильевичем сложились довольно теплые отношения, а с кем попало Николай Васильевич не дружил. Вскоре после поступления в институт директор Беланов при случае спросил Михаила, знает ли он полковника Вайсфельда. –«Из дальней авиации? Знаю. Я работал в том же отделе ОКБС, что и он, только в другой бригаде.» – «Он хорошо о вас отозвался,» – заметил директор, как показалось Михаилу, несколько разочарованный тем, что не услышал от него встречных положительных откликов, но делать это Михаил считал себя не вправе.
А перед самым повторным возвращением в институт уже на место Люды Фатьяновой Саша Бориспольский спросил Михаила, знает ли он Вайсфельда. – «Александра Михайловича?» – спросил Михаил. – «Да,» – подтвердил Бориспольский. – «Знаю, – сказал Михаил, – это полковник из дальней авиации, потом работал там же, где я, до первого поступления сюда. А что?» – Саша в ответ покачал головой – нет, это другой человек. Он никак не мог служить в дальней авиации, хотя он тоже именно Александр Михайлович и отец его полковник; кстати, он тоже работает в нашем институте, – только на сей раз Михаил Яковлевич. А Саша сотрудник моего сектора. Он относительно недавно перешел к нам из академического института кристаллографии, а до того он окончил мех-мат МГУ, математик».
Новый Александр Михайлович Вайсфельд оказался молодым человеком, напоминающим своей бородкой персонаж Эдуарда Мане в картине «Завтрак на траве». Михаил сразу подумал, что Сашу Вайсфельда роднит с художником «на траве» не только бородка – видимо, с любовью к обнаженным дамам дела у него обстояли так же хорошо, как у них. Собственно, так и оказалось. Саша не скрывал своих подвигов. Отдельские дамы, полусмеясь, полусерьезно, говорили, что им уже надоело по его просьбам звонить по телефонам и подзывать его пассий своими голосами, дабы ввести в заблуждение мужей. Саша и сам был женат, но его совершенно не заботила конспирация в кругу коллег – не столько потому, что не боялся, что его кто-нибудь «продаст», сколько потому, что он открыто исповедовал взгляды насчет того, что супружеская неверность в довольно широких пределах способна только укреплять супружескую любовь. Сам он не только пропагандировал эту теорию, но и активно внедрял в собственную практику, уверяя слушателей в том, что он и свою жену побуждает к аналогичному поведению. Разумеется, в этом для нашего старого мира не было ничего нового. Освежать свою страсть за счет использования новых партнеров наряду со своими основными умели уже очень давно, но, как показывала история, в таких случаях вряд ли можно было надеяться на осуществимость первоначальной мечты обоих супругов: дать друг другу именно счастье, а не освобождение от повышенных обязательств в отношении друг друга, которые они оказались неспособны осуществить.