Идеальным исполнителем такой алгоритмической партии следовало считать товарища Сталина, хотя не его одного (скажем, чем Сталин был лучше Мао? – ничем!). Даже когда он сделал вроде бы глупость – обхамил и оскорбил Надежду Константиновну Крупскую, жену еще живого Владимира Ильича – преждевременно обхамил, да и только! Но нет! Очень даже своевременно – великий вождь был еще жив, но уже ничего не мог, а потому как нельзя удачней было одним плевком попасть сразу в две физиономии, наперед зная, что за это «тебе ничего не будет», А Владимир Ильич, горный орел по определению товарища Сталина, еще успеет осознать, как славно его уделали вчистую. Глумление над поверженным врагом, равно как и обессилевшим благодетелем, всегда входило в число самых желанных удовольствий, какие только мог доставить себе долготерпеливый льстец – карьерист, поскольку он жаждет возмещения ущерба, столько лет наносимого его самолюбию. Но это всего лишь заключительный аккорд триумфальной увертюры, а собственно главное действие, точнее деятельность победителя из числа посредственностей по уму (но не по интриганскому искусству!) начинается потом. Срочно, не откладывая ни секунды, надо начинать заниматься устранением (желательно физическим) любого, кто может или хочет занять место главного, даже больше того – кого главный может себе вообразить в виде нового главного независимо от того, действительно ли этот некто хочет стать таковым или нет. Вот уж тут воистину начинается самое сладострастное истребительское радение. Крылья вырастают за спиной от сознания, что для дальнейшего глумления – истребления-сокрушения действительных и мнимых врагов больше нет никаких препятствий. Можно делать еще и многое другое, но это – самое важное и приятное. Видимо, потоки крови жертв и в самом деле индуцируют в ауре заказчика жертв какие-то в высшей степени приятные и поддерживающие их статус, даже само их существование, эффекты. Михаил полагал, что суммарное число жертв сталинского режима из своего народа составило порядка восьмидесяти миллионов жертв, включая и погибших в ходе Второй Мировой войны, как о том говорят честные исследователи, и оно по крайней мере НЕ ЗАВЫШЕНО, а это значило, что при наличии, в одном человеческом организме около четырех литров крови, сталинский кровавый поток составил 80.000.000x 4 л. = 320.000.000 литров, то есть 320.000 кубических метров. Если представить себе, сколько потребовалось бы железнодорожных цистерн по 50 м 3
каждая, то для жертв кровопийцы потребовалось бы 6400 цистерн или шесть с половиной тяжеловесных поездов из ста цистерн каждый. Кладбища с их рассредоточенным распределением по лику Земли трудно себе представить как одно общее вместилище для жертв репрессий, войны, голода, и гонений, но шесть-то поездов по сто цистерн в каждом представить все-таки можно, если другие образы не колышут сознание сторонников и поклонников Сталина, обожающих его за «порядок» и за наведения страха на весь мир. Недоумки, они радовались и радуются страху, который по логике вещей должен был ужаснуть их самих раньше, чем кого-либо другого.Но ведь все это вылакал, выпил, использовал не один живоглот, у него, как и у всякого главы государства, имелась целая армия живоглотов и кровопийц, построенная по иерархической системе с убыванием кровепотребления на каждой ступени подчинения. И там находилось место даже для такой мелочи, как директор магазина и ресторана, конструкторского бюро и завода, главный врач больницы и зав. отделением, командир взвода и отделения, в том числе, в виде конкретных частностей – Пестеревых, Феодосьевых, Плешаковых и т. д. и т. п.
Но это все же был командно-начальственный уровень. А что было делать умственно неспособным и непробившимся в самом низу? Вот тут и следовало бы вспомнить о Зоське. Тем более, что она и сама напомнила о себе, причем не раз.
Однажды еще при Болденко, сотрудница Михаила Юля случайно услышала от их общей приятельницы Нины Миловзоровой, что Зоська буквально послезавтра будет стараться через суд восстановиться на работе в их отделе. Михаил немедленно обратился к директору, чтобы узнать, как намерена действовать в связи с этим администрация. Выяснилось, что дело находится в руках Плешакова, а в том, что он незримый и явный покровитель Юдиной, сомневаться не приходилось. Михаил напомнил Болденко, что за фрукт эта Зося и в самой категорической форме потребовал, чтобы Плешакову было указано, как себя вести, и Болденко пошел ему навстречу. Через своих райкомовских коллег он добрался до судьи, и ей разъяснили, чье дело она вот-вот будет рассматривать. Копия искового заявления Зоськи хранилась у Плешакова в глубокой тайне от Горского. Прочитав его, Михаил понял, что оно составлено не самой Юдиной, а профессиональным юристом и что, тем не менее, в нем есть явно необычная, находящаяся вне рамок профессионализма особенность.