Без иллюзий

Среди обычных персональных данных, описывающих истицу, содержалось буквально следующее: «Юдиной Зоси Андреевны, 19… года рождения, проживающей …, племянницы Академика Юдина…» Михаил задумался. Оказывается, суду, вопреки нормальной практике судопроизводства, официально давали понять, чья она племянница. А дядя ее меж тем был хорош: в сталинских расправах он служил не последней спицей в колеснице, занимая пост чуть ли не председателя Верховного Суда СССР. По расчету Зоськи и ее адвоката это уже должно было произвести сильное впечатление на судью, но главным назначением ссылки на родственную связь с могущественным палачом недавнего времени было все-таки, скорей всего, другое. Это была страховка на случай провала Зоськиного дела в суде первой инстанции. Зоська была готова дойти и до высшей, чтобы доказать, что в своем паразитизме она всегда права. Поэтому, имея в виду, как «внимательно» рассматриваются апелляции в надзорных судах, Зоська и воткнула буквально в первые же строки искового заявления, кто она Верховному Суду, чтобы бывшие коллеги ее покойного дяди соответствующим образом отнеслись к ее делу.

Ну что ж, отказать ей в знании того, что, как и почему делается в советской судебной системе, было нельзя. Значит, следовало использовать против Зоськи другие особенности советской демагогической системы, нетерпимой к социальному паразитизму на словах. Михаил получил согласие Болденко на присутствие в суде, чем Плешаков был нескрываемо недоволен, и сам предварительно поговорил с юрисконсультом института, которая должна была представлять институтскую сторону в суде. Эта дама легко поняла, кто будет ее противником и тоже настроилась на серьезный лад.

В суде все пошло не так, как желали Зоська с Плешаковым, хотя она в качестве свидетельницы и притащила на заседание свою тетку, вдову академика сталинского террора, хотя ее показания не имели никакого отношения к рассматриваемому делу. Выходит, ее присутствие и допрос должны были просто подтвердить, что Зоська действительно племянница академика, а не самозванка. А дальше основная нагрузка легла на плечи Михаила и юрисконсульта института.

Ему не составило труда объяснить, какими манипуляциями Юдина пользовалась для того, чтобы незаконно продлевать себе отпуск, что в рабочем смысле она была бесполезна, за что ее перевели в другой отдел, где могли быть использованы якобы имеющиеся у нее знания английского языка, но где сразу с очевидностью обнаружилось, что переводить она не способна, а учиться делу не хочет, что зам. директора по кадрам и режиму Плешаков старался внушить, что Юдину нельзя увольнять из института, поскольку она получила в нем производственную травму, хотя здесь же, в суде, уже было разъяснено, что обязательства института перед ней сохраняются и в случае увольнения; наконец, то, что Юдина не работает нигде целых два года и в течение всего этого времени желает только одного – восстановиться на том месте, где она никакой пользы делу принести не может и где ее присутствие весь коллектив отдела считает издевательством над правилами внутреннего распорядка, трудовой дисциплиной и моральным кодексом строителя коммунизма (к счастью, был и такой), что и подтверждается протоколом профсоюзного собрания отдела, на котором рассматривались действия Юдиной. Зоськин адвокат пел куда менее убедительные песни, апеллируя к необходимости защиты права трудящейся Юдиной на труд, но тут уже дама – юрисконсульт высмеяла и саму «трудящуюся», которая целых два года нигде не работает, хотя безработицы в стране нет и не может быть, а последствия производственной травмы не вызвали у нее никакой потери трудоспособности, как было доказано медэкспертизой. А еще она высмеяла и Зоськиного адвоката, использовавшего художественный образ Маленького Мука из сказки Гауффа – гонимого всеми на свете существа. Кончилось тем, что суд отказал Юдиной в восстановлении на работе. О том, подавала ли она протесты в высшие инстанции, Михаил не слыхал. Однако примерно через год в институте высадился десант из четырех юристов из аппарата ВЦСПС с намерением защитить незаконно пострадавшую от административного и судебного произвола члена профсоюза Юдину. Естественно, они прибыли с заявлением не только от члена профсоюза, но и от племянницы академика Юдина. На сей раз оно было адресовано председателю ВЦСПС товарищ Бирюковой, в котором, опять-таки вопреки норме, описывалось, какое впечатление произвели на Юдину великолепные человеческие и женские качества этой в высшей степени высокопоставленной дамы.

Старший из прибывших юристов в кабинете Плешакова провел инструктаж насчет того, как осуществить проверку данных из заявления Юдиной, и «если что – восстановить». Михаилу инструктаж такого рода очень не понравился. Проверку явно стремились провести внезапно и быстро, чтобы ошеломить противника, то есть в том числе и его, Михаила Горского, и воспользоваться возникшей растерянностью.