Такого оборота дела юрист никак не ожидал. Перспектива переноса схватки в райком партии его явно не устраивала. Он был достаточно умудрен жизнью, чтобы понимать – не профсоюзы правят страной и производственными отношениями, хоть они и названы Лениным «школой коммунизма». Это партия от политбюро ЦК до райкомов управляла всем на свете от армии и органов госбезопасности до профсоюзов, которые по ее мнению были всего лишь полудекоративной организацией, у которой имелась лишь вторичная организационная роль в управлении и идеологии и ограниченные функции по устройству культурного отдыха, досуга и оздоровления трудящихся. Столкновение всего лишь с райкомом, правда, в столице, даже высшему профсоюзному органу победных лавров не сулило. Не дай Бог, если оно поссорит в конечном счете товарища Гришина с товарищем Бирюковой – кому тогда отвечать как не им, членам комиссии? Кто их знает, какой у них будет расклад сил? И уж, конечно, виноватые тогда найдутся не на уровне Гришин – Бирюкова. Скорее их, юристов, сгонят с тепленьких местечек почти как у Христа за пазухой – со своими санаториями и домами отдыха, с квартирами и дачными участками, с преимуществами в приобретении автомашин и бытовой техники.
Бригадир юристов был мало сказать раздосадован. Он, видимо, лишь мобилизацией всей своей профессиональной выдержки едва удерживался от крика с матом и перематом оттого, что какой-то шибздик испортил ему всю игру – сам, небось, такой, что клейма на нем негде ставить, но вот пустился во все тяжкие и сорвал кавалерийскую атаку, а вместе с нею – выполнение прямого задания главной профсоюзной хозяйки.
Некрасиво вы себя ведете, с трудом придавая своему голосу иронию вместо ненависти, выдавил из себя юрист носитель абсолютного знания о праве и о том, что оно собой представляет.
– Мои представления о красоте поведения тоже отличаются от ваших, спокойно отозвался Михаил.
– В ваши годы следовало бы заниматься другим делом, чем этим, – юрист показал ему глазами на листки.
– В мои годы я именно так и поступаю: занимаюсь другим делом, пока меня не вынуждают приняться и за такое. Со своей стороны я не могу вам давать аналогичный совет – разница в возрасте не позволяет, однако полагаю, что для проявления профсоюзной солидарности и гуманизма и «восстановления попранной справедливости» вы свободно могли бы найти сколько угодно объектов для подобной зашиты, куда более заслуживающих поддержки, чем Юдина. Без всякого труда.
– Ну, это не вам решать, кто нуждается в профсоюзной поддержке, – попытался отыграться юрист.
– К сожалению, это действительно так, хотя я как член профсоюза как будто тоже имею право решать наряду с другими членами подобного рода дела.
– А что нам было делать по данному конфликту? – не сдержался юрист. – Ведь он имел место!
– Вот именно! Надо было расследовать до тех пор, пока не выяснятся причины, а не инструктировать комиссию априори, к какому выводу она должна придти. Я дважды присутствовал на вашем инструктаже. Или вы там не очень понятно все разъясняли?
– Ну вот что, – вмешалась Басова, найдя нужным сказать свое решающее веское партийное слово в дискуссии. – Разговор уже пошел не по делу. Вы, – сказала она, обращаясь уже только к юристу, можете доложить руководству, что на месте разобрались с заявлением Юдиной и выяснили, что оснований для ее восстановления в прежней должности не существует. Разве вам мало фактов, которых вы до приезда в наш институт не знали? Понятно, почему сама Юдина о них не упомянула. Но ведь нельзя же допускать, чтобы профсоюзной защитой в своих корыстных интересах манипулировали, прямо скажем, далеко не самые достойные люди! Такие, как она, только и стремятся урвать от общества, ничего не давая взамен. О каком восстановлении справедливости здесь может идти речь?
Михаил чувствовал, что Басова очень довольна тем, о чем и как она говорит. Прежде ей подобного умения несколько не доставало. Ну, теперь-то оно пришло в норму. А юрист увял. Вбить клин между проклятым заведующим отделом и секретарем партийной организации не удалось. Надо было возвращаться восвояси ни с чем. Не то, глядишь, доиграешься до еще большего разноса в связи с невыполнением задания.
Вернувшись в отдел и рассказав коллегам, чем закончилась компания по восстановлению Зоськи на работе в прежнем качестве, Михаил закончил грустным признанием:
– Видимо, весь гуманизм, на который способна советская власть, начисто исчерпывается в пользу таких, как Зоська. Другим уже ничего не остается. Просто лимит выбран – и все.
Сразу несколько голосов подтвердили, что так оно и есть.
Глава 14