Без иллюзий

Клара стояла на лестничной площадке перед дверью своего научно-технического отдела, некоего подобия личного штаба директора, и курила. Михаил подошел к ней, поздоровался. Они поговорили о том о сем, как вдруг его взгляд остановился на продуманно приоткрытом воротнике – в не очень узкой щели виднелись уходящие под покров провоцирующие крупные груди. В голове мгновенно мелькнула озорная мысль, а что если поддаться на провокацию? На лестнице в это время не было никого, Михаил, не теряя ни секунды, шагнул к Кларе и снизу ладонями приподнял ее груди. Клара рывком оттолкнула его и рванула на себя дверь в свой отдел. Дверь громко захлопнулась. Михаил прислушался и понял, что делает это не зря.

– Этот Горский – просто половой бандит! – завопила она.

На секунду ее крик сменился внимающей тишиной, в которой можно было разобрать только чрезмерно громкое Кларино дыхание. Медлить больше не стоило. Михаил распахнул дверь и, напустив на лицо, насколько мог, глубоко покаянное выражение, шагнул за порог и тихо признался: «Этоя». Чуть раньше он успел одним взглядом оценить обстановку. Все многолюдное собрание было устремлено глазами в один фокус на Клару, грудь которой ходила от возмущения с такой амплитудой, какой позавидовала бы даже гротесковая опереточная дива из кукольного спектакля Сергея Образцова «Необыкновенный концерт». Однако случившегося после признания вслух своей вины, несмотря на явный комизм вида пострадавшей, Михаил все же не ожидал. Он мог точно сказать, что такого взрыва хохота и такой его продолжительности он никогда в жизни не слыхал – ни на юмористических и сатирических концертах, ни просто при комических происшествиях. Неостановимо смеялись в захлеб и навзрыд абсолютно все. До этого дня Михаил ни разу не видел заведующего этим отделом Барабанского даже улыбающимся, настолько серьезную мину он всегда носил на лице, но вот, оказывается умел даже смеяться, да как громко, раскатистым басом. Его правая рука, Бичерский, автор институтских итоговых отчетных документов, верстатель институтских проектов планов и предложений, никогда не отличавшийся улыбчивостью, тоже заливисто смеялся в полный голос. Но особенно приятно оказалось смотреть на женщин. От души смеялась ладная и хорошенькая Нелечка Невзорова, довольно явно симпатизировавшая Михаилу; смеялась, причем не менее искренно, добродетельная замужняя красавица Лидочка Мамаева, за которой Михаил и сам не прочь был бы приударить, если б не останавливала мысль о Марине. Переводя взгляд с одного лица на другое, Михаил убеждался, что смеются все женщины без исключения, и на какое сочувствие в этом кругу сотрудников рассчитывала Клара (а она определенно рассчитывала, раз уж закатила такую показательную сцену), теперь нельзя было понять. Она замерла на месте с приоткрытым ртом. Грудь, этот источник нескончаемого соблазна, уже не ходила ходуном, вызывая громкое прерывистое дыхание. Мгновенно задуманная и осуществленная акция, громкий спектакль, который хотелось устроить Кларе, разом провалился. Публика своим смехом, прямо по Станиславскому, заявила артистке: «Не верю!». Михаил ушел, даже с некоторым сожалением подумав о том, до какого же уровня опустилась на глазах у работавших с ней людей прежняя «царь-баба». Не приходилось сомневаться, что Барабанский передаст эту комическую историю Болденко, а тот тоже будет ржать, потому что ему представляли на обозрение уже не просто псевдо-скромную щель, а настоящий «декольт на двенадцать персон» – как определяла подобную картину сотрудница Михаила Нора Кирьянова, которую с его легкой руки за высочайший артистизм в различного рода притворствах и микро-спектаклях весь отдел называл не иначе, как Нора Бернара, в честь прославленной Сары, которой она, по общему убеждению нисколько не уступила бы в мастерстве, если бы тоже оказалась на подмостках. Бросив прощальный взгляд на сцену, на которой он и сам оказался выступающим, Михаил слегка поклонился всем и никому в отдельности, а после этого вышел. За его спиной все еще продолжался громкий хохот. Ему-таки удалось уйти под аплодисменты. Прочь от прежней симпатии, а ныне ханжы и бывшей ««царь-бабы».