Без иллюзий

У Пестерева разбегались глаза на более свеженьких. – нет, не девочек – таких он, видимо, все же боялся, предпочитая замужних, не заинтересованных в скандале. В конце концов, ему бы подошла и незамужняя, например, такая, как Анастасия – искушающая и свободная как в своих действиях, так и в морали. Но вот как раз с той, с кем особенно хотелось слиться в экстазе, пока не получалось ровным счетом ничего. Он боялся возможного отказа, хотя и согласие казалось вероятным, но ему нужна была лишь стопроцентная гарантия успеха. А вот этого-то в воздухе не витало. Наоборот, в воздухе витали слухи, что Анастасия спала с Горским, и ребенок у нее от него. Несомненно, психика директора ужасно страдала от этих слухов, периодически приводя к взрывам и срывам. По всему выходило, что 1986 год, едва начавшись, станет последним годом пребывания Михаила в пестеревском заведении. Ожидая вот-вот начала решающей атаки против себя, Михаил решил хоть разок сыграть на опережение и с этой целью послал в адрес очередного исторического съезда КПСС письмо с разоблачением очковтирательства Пестерева и Феодосьева по поводу сдачи в эксплуатацию четырех тематических автоматизированных систем, ни одна из которых на самом деле не функционировала. Кроме этих двоих в письме не упоминался ни один человек. Михаил не рассчитывал на то, что реакция со стороны съезда КПСС – «высшего органа партии» (как вещалось в партийном уставе) принципиально изменит его положение и поможет закрепиться в институте. Его целью было отложить увольнение месяца на два – обычно секретариаты съездов не могли в режиме поступления заявлений справляться с нагрузкой, и съезд каждый раз обязывал свой секретариат продолжать работу до тех пор, пока не будут решены все поднятые партийными и беспартийными трудящимися вопросы. Собственно, так и получилось, Михаил ошибся только в одном – вместо двух месяцев затяжки с изгнанием он выиграл пять. Очевидно, лавина информации о положении людей и дел страны, уже вступившей в полосу серьезнейшего кризиса, по своей масштабности и остроте уступавшего разве что кризисам 1917-1920, 1929-1933, 1937-1939 и 1941-1953 годов, а по последствиям в принципиальном плане – и вовсе беспрецедентного, прямо-таки захлестнула высшую партийную канцелярию, которая сумела изготовить элементарное поручение – сопроводиловку в госкомитет, предписывающую рассмотреть заявление Горского по существу и сообщить о результатах секретариату съезда только четыре с половиной месяца спустя после получения письма Михаила. В госкомитете по приказу его председателя – министра была образована специальная комиссия.

Когда она явилась для работы в институт и Михаил увидел ее состав, стало ясно, что начальник технического управления Болденко ввел в нее людей, как он думал, вполне управляемых и даже лично испытывавших к Горскому определенную неприязнь. Болденко заблуждался только насчет двух членов комиссии: он не знал, что отношения с Евгением Мироновичем Фельдманом из главного вычислительного центра у Михаила были хорошими с самого момента его поступления молодым специалистом в отдел Горского и таковыми оставались и дальше, а с Леонидом Журавлевым молодым толковым программистом из того же вычислительного центра – они всегда находили общий язык, участвуя в международных совещаниях. Председателем комиссии являлся молодой человек – чиновник технического управления, попавший на приличную должность, скорей всего, благодаря каким-то личным связям. На него Болденко мог положиться вполне.