Без надежды на искупление

Поработитель гнал своих людей весьма быстро. Он давал каравану остановиться только на время, пока Гехирн разводила огонь, на котором варили несколько жалких душ, – а после этого они снова пускались в путь и шли всю ночь. Когда поднялось солнце, Гехирн заползла на задний край паланкина и спряталась под кучей одеял. Было невыносимо жарко, и ее плоть дымилась, пусть и скрытая от лучей солнца. После заката Гехирн встала. Ее кожа зудела, покраснела от солнца, и Эрбрехен пошутил насчет того, как вкусно она пахнет, изжарившись под одеялами.

Каждую ночь она выползала вперед, розовая, как сплошная рана, и снова садилась на переднем краю паланкина.

Караван двинулся к Найдриху.

Каждую ночь ей все легче было зажигать пламя и все труднее понимать, откуда исходит тот поток ненависти к себе и отвращения, благодаря которому вспыхивала искра.

Никто не заметил, что она не ела пищу, которую ей предлагали. Вместо нее Гехирн каждый раз, когда караван останавливался, собирала растоптанные семена и корешки. Кто-то, заподозрила она, пытается ее отравить. Поскольку Эрбрехен ее любил – или, по крайней мере, в ней нуждался, – основные ее подозрения пали на мэра. На самодовольного дурака она смотрела со все бóльшим недоверием.

В ту ночь, когда вдалеке показался Найдрих, к Гехирн подошел мэр. В руках у него была миска тушеного мяса.

– Вы не ели, – сказал он, протягивая вперед пищу. – Я сказал Эрбрехену, а он поручил мне вас покормить.

Гехирн посмотрела на поработителя, спавшего в своем паланкине. Одна из его юных фавориток вчера куда-то подевалась, а ее сестрица, свернувшись калачиком, лежала под его тяжелой рукой.

Она повернулась к мэру.

– Вам бы так этого хотелось, верно?

Тот улыбнулся.

«Он что, издевается надо мной? Я сожгу…»

– Вам нужно поесть. Так сказал Эрбрехен.

– Эрбрехен спит.

– Все равно. – Мэр поднял миску повыше, и в нос ей повеяло мясным духом.

Гехирн снова посмотрела на Эрбрехена. Поработитель тяжело дышал и храпел. «Если он еще немного растолстеет, он просто задохнется и умрет во сне». Эта мысль ненадолго порадовала Гехирн. Она вновь переключила внимание на мэра.

– Слишком быстро вы показываете ваши истинные намерения. Вы не сможете заменить меня. – Гехирн указала на Эрбрехена. – Я ему нужна. А вы? – Она шипела, как масло, закипающее на раскаленной сковороде. – Вы просто ему полезны.

– Он любит всех нас, – сказал мэр.

Хассебранд сожгла напыщенного мэра и посмотрела, как танцует от ветерка легкий пепел.

Возможно, Эрбрехен и заметил отсутствие мэра, когда проснулся, но ничего не сказал.

Найдрих становился все ближе, и поработитель весь трясся, как холодец при землетрясении. Маленькие глазки жадно всматривались вперед; Эрбрехен был весь в предвкушении, как голодный младенец, увидевший, что вкусненькое уже близко и вот-вот он сможет дотянуться до него своими жирными цепкими пальцами.

Эрбрехен хмуро глянул на Гехирн.

– Нам нужно было подходить к этому городу с десятитысячной армией. Ты действительно поставила меня в трудное и опасное положение.

– Котардисты…

– Не подводи меня на этот раз. Мне нужно, чтобы ты была сильной. Мне нужно, чтобы ты не теряла контроль над собой.

Но сила и контроль исключают друг друга. Своим могуществом Гехирн была обязана именно тому, что не могла себя контролировать. «Да это знает каждый последний дурак во всем мире!»

Она открыла рот, чтобы возразить ему, но вместо этого молча кивнула в знак согласия. Эрбрехен был прав – в тот раз Гехирн его подвела. Не имеет значения, что с добрыми намерениями.

* * *

Эрбрехен наблюдал, как хассебранд тихонько что-то бормочет себе под нос. Хотя солнце еще не поднялось, из-под воротника и из рукавов ее одежды сочился дым. От запаха жареного человеческого мяса у Эрбрехена потекли слюнки, но ему стало страшно: скоро придет момент, когда она окончательно сорвется.

Эта женщина давно бы уже сорвалась и погибла, если бы не была так нужна Эрбрехену. Он отчаянно надеется, что найдет ребенка раньше, чем хрупкий разум Гехирн сам себя уничтожит в гигантском всепоглощающем пожаре.

Она его обманула. Как она посмела, после всего, что он для нее сделал? Он делился с ней своим тушеным мясом, позволил ей ехать вместе с ним в его паланкине. Он предложил ей свою любовь, дал ей шанс поучаствовать в его поразительном достижении, а она отплатила ему ложью!

Грудь его переполняла боль от такого предательства. Ему казалось, что какие-то когти рвут на части его сердце.

И он никак не мог избавиться от этих переживаний.

Эрбрехен потер лицо и уставился на свои пухлые пальцы: они были влажными.

«Она любит меня только потому, что должна любить».

Она готова в мгновение ока его сжечь; это он видел в ее холодных голубых глазах.

«Она опасна, очень, очень опасна».

Возможно, именно это в ней привлекает.

Он смотрел на хассебранд, прищурив глаза, отчаянно желал ее любви и наполнялся отвращением от своего желания. Ему стоило отослать ее подальше, но он понимал, что не сделает этого. Она ненавидела его так, как был даже не способен ненавидеть никто из остальных его друзей, и он не мог этого вытерпеть.