Без надежды на искупление

Из бреда старших богов возник человек, это безумное животное. Мы пытались преодолеть наше наследие, построенное на бе-зумии, но цивилизация – сущее проклятие для тех, кто процветает благодаря преклонению и страху. Объединившись, мы стали сильными, и боги познали страх. Они свергли нас с вершины наших достижений, сбросили нас как можно ниже. Меншхайт Лецте Империум навсегда останется первой и последней истинной империей человечества.

Фермехтнис дес Ванзинс

Приятие и Беспокойство стояли плечом к плечу, наблюдая за теми, кто был по ту сторону массивного зеркала. Отражения теснились вокруг письменного стола Кёнига внутри; почти прикасаясь друг к другу лысыми головами, они что-то писали и спорили.

Приятие смотрел, ощупывая языком обломки зубов, которые всегда цеплялись за его губы. Неровную рану, оставшуюся на месте вырванного Отречением глаза, скрывала повязка; ему было жаль, что никак не выходило исправить то безобразие, которое у него творилось во рту с тех пор, как Беспокойство ногой выбил ему зубы. Он взглянул на стоявшего возле него доппеля. «Я отомщу».

– Они что-то знают, – сказал Беспокойство.

– Со мной они этим поделятся, – сказал Приятие, прикрывая рукой беззубый рот. Не то же ли самое делал Ауфшлаг? Эта мысль ему была неприятна. Он ненавидел Ауфшлага не за то, что не мог ему доверять, а за то, что, пусть Кёниг и не имел друзей, Ауфшлаг был ему ближе всех, стал почти что другом. Когда обнаружилось предательство ученого, Отречение мог бы совершить переворот, если бы Приятие не успел вовремя принять меры. – Они знают расклад сил в этих отношениях.

– Это сказал Отречение как раз перед тем, как его затащили в зеркало, – пробормотал Беспокойство.

Приятие, не обращая внимания на доппеля, указал на стекло:

– Видишь?

Отражения отвернулись от стола и посмотрели на доппелей в комнате, поднимая перед собой листки бумаги, покрытые торопливыми каракулями; все слова, все буквы были видны в зеркальном отображении.

– О боги, – пробормотал Приятие, – какой же жуткий почерк у Кёнига.

Беспокойство, держась на безопасном расстоянии от зеркала, покосился на каракули отзеркаленных букв.

– Ни слова не могу разобрать.

– Я придумал. – Приятие вытащил то маленькое зеркало, в котором обычно рассматривал свое изуродованное лицо. – Я прочту послание в собственном зеркале. Теперь слова не будут в зеркальном отображении.

Он чувствовал на себе взгляд Беспокойства, когда повернулся спиной к зеркалу и достал маленькое зеркальце вроде дамского.

Приятие уставился с открытым ртом на свое зеркальце. В нем у тех отражений, которые собрались в зеркале Кёнига, у всех до единого были глазные повязки и такие же следы побоев на лице, как те, что он каждый день видел в собственном зеркале. Они подняли перед собой лист бумаги с их посланием, написанным корявым почерком. Приятие резко закрыл рот, надеясь, что Беспокойство, стоявший где-то со стороны отсутствующего глаза, не заметил ошарашенного выражения на его лице. Он почувствовал вкус крови: обломки зубов порезали губы. Он вытянул шею и через плечо глянул на отражения в большом зеркале. Они как и всегда были точными копиями Кёнига. Без всяких следов избиения, которое пережил Приятие. Он развернулся, чтобы взглянуть на Беспокойство, но тот все еще, прищурившись, смотрел на зеркало Кёнига, стараясь разобрать надпись, видимую в зеркальном начертании.

Беспокойство спросил:

– Ну как твое зеркальце, помогает?

– Не особенно, – ответил Приятие, переключая внимание на карманное зеркальце.

Отражение пристально смотрело на него единственным глазом. За ним в перевернутой копии зеркала Кёнига, стояли другие отражения Приятия и держали в руках свои послания.

Приятие прочел его: «Отражения Кёнига готовят заговор против тебя».

– Все равно трудно разбирать, что написано, – пробормотал он, чтобы выиграть время и собраться с мыслями.

– Мне кажется, у меня получается прочесть, – заявил Беспокойство. – Там написано, что ассасины не смогли выполнить свою задачу. Шаттен мердер и тиргайст мертвы. – Он повернулся к Приятию. – Асена умерла.

Приятие, не обращая внимания на Беспокойство, смотрел только на отражения Кёнига. «А правду ли они говорят? Действительно ли мертва Асена?» Разве им может быть выгодно обманывать? Если он сообщит об этом Кёнигу, а потом окажется, что Асена жива, тот решит, что Приятие солгал. Он вздрогнул при мысли о том, что ему снова придется терпеть побои.

– Мы расскажем Кёнигу? – спросил Беспокойство.

Приятие убрал зеркальце и пошел к тяжелому дубовому столу. Взял стул и потащил его в середину комнаты, оставляя следы на роскошном ковре.