– Значит, – сказал Карори после минутного размышления, – если б у меня был хлеб, он достался бы мне.
– Тебе и Реми.
– А если б я не захотел его отдать?
– У тебя бы его отняли. Разве ты не обещал мне слушаться?
Карори довольно долго молчал, потом вдруг вынул из шапки краюху хлеба.
– Возьми, вот мой кусок.
– Шапка Карори полна сокровищ! Дайте-ка мне её, – приказал «учитель».
Карори очень не хотелось отдавать шапку, но у него её отняли и передали «учителю».
«Учитель» взял лампу и стал рассматривать содержимое шапки. Несмотря на наше грустное положение, мы все на минуту развеселились. В шапке оказался целый склад: трубка, табак, ключ, кусок колбасы, свисток, сделанный из косточки персика, бараньи бабки[13]
, три ореха и луковица.– Хлеб и колбасу мы поделим вечером между тобой и Реми.
– Но я уже сейчас хочу есть! – жалобным тоном заявил Карори.
– Вечером ты будешь ещё голоднее.
– Какое несчастье, что в шапке этого малого не оказалось часов! Мы бы знали теперь, который час.
Мои часы, после того как побывали в воде, остановились совсем. Действительно, сколько могло быть времени? С каких пор находимся мы в забое? Одним казалось, что был полдень, другим – что шесть вечера. Одни считали, что мы сидим уже десять часов, другие думали, что не прошло и пяти.
Когда вопрос о времени был исчерпан, все замолчали. О чём думали мои товарищи, не знаю, но если судить по себе, то, вероятно, об очень печальных вещах. Я боялся воды, боялся темноты, боялся смерти. Молчание угнетало меня, а ненадёжные стены забоя, казалось, давили меня своей тяжестью. Итак, я никогда больше не увижу Лизу, Этьеннету, Алексиса и Бенжамена. Как будут они теперь получать известия друг о друге? Артура, госпожу Миллиган, Маттиа и Капи – их я тоже никогда больше не увижу. А матушка Барберен, бедная матушка Барберен! Мысли одна мрачнее другой сменялись в моей голове.
Вдруг среди тишины раздался голос дяди Гаспара.
– По-моему, – сказал он, – о нашем спасении ещё и не думают.
– Почему ты так решил?
– Мы ничего не слышим.
– Возможно, произошло землетрясение и весь город разрушен.
– А может быть, в городе считают, что все погибли и ничего сделать нельзя.
– Значит, нас бросили на произвол судьбы?
– Отчего вы так скверно думаете о ваших товарищах? – перебил их «учитель». – Вы прекрасно знаете, что, когда случается несчастье, шахтёры скорее погибнут сами, чем оставят своего товарища без помощи. Разве не так?
– Да, это правда.
– Тогда почему же вы решили, что нам не помогут?
– Ничего не слышно.
– Не слышно, это верно. Но я сомневаюсь, можем ли мы здесь что-либо услышать. Если работы по спасению не начаты, то это ещё не значит, что нас бросили. Ведь мы не знаем, как произошла катастрофа. Если это землетрясение, то для оставшихся в живых работы и в городе достаточно. Если это только наводнение, как я думаю, то надо знать, в каком состоянии находятся стволы шахт. Возможно, и они и галерея для спуска рабочих разрушены. Я не утверждаю, что мы будем спасены, но уверен, что работы по нашему спасению уже ведутся.
Он сказал это с такой уверенностью, что даже наиболее малодушные перестали сомневаться.
Один только Бергуну возразил:
– А если решат, что мы погибли?
– Работать всё равно будут; но мы постараемся доказать, что мы живы. Давайте стучать в стену как можно сильнее. Вы знаете, что звук хорошо передаётся через землю. Если нас услышат, то поймут, что следует торопиться, и будут знать, где нас искать.
Бергуну, у которого были толстые сапоги, тотчас же принялся колотить в стену ногами, как бы созывая шахтёров.
– А как ты думаешь, «учитель», – спросил дядя Гаспар, – как они будут нас спасать?
– Есть две возможности: первая – прорыть ход к этому забою, а вторая – выкачать воду.
– Вырыть ход!
– Выкачать воду!
Эти восклицания не смутили «учителя».
– Мы находимся на глубине сорока метров. Если будут рыть по восемь метров в день, то дней через семь-восемь до нас доберутся.
– В день не вырыть шести метров.
– Трудно, но для спасения своих товарищей возможно.
– Мы не продержимся восемь дней. Подумай только, «учитель», – восемь дней!
– Ну ладно, а вода? Как её выкачать?
Начался спор о том, каким образом лучше действовать. Из этого спора я понял только одно: что при самых благоприятных обстоятельствах придётся прожить в нашем склепе не меньше восьми дней.
Восемь дней! Не знаю, сколько времени я был под впечатлением этой ужасной мысли, как вдруг спор прекратился.
– Слушайте, слушайте! – сказал Карори.
– Ну что?
– С водой-то что творится!
– Ты, верно, уронил в неё камень.
– Нет, звук какой-то глухой.
Все прислушались.
– Да, – сказал «учитель», – с водой что-то происходит.
– Что же, «учитель»?
– Не знаю.
– Вода спадает?
– Нет, не то. Стук раздаётся через равные промежутки времени.
– Через равные промежутки! Ребята, мы спасены! Это бадьями откачивают воду.
– Откачивают воду! – вскрикнули все в один голос и вскочили, как от электрического тока.
Мы забыли о том, что над нами сорок метров земли, не чувствовали больше спёртого воздуха. Стены забоя нас уже не давили, звон в ушах прекратился. Мы дышали легко, сердца свободно бились в груди.