Без смягчающих обстоятельств

Лариса отодвинула от себя вазочку с расплывшимся мороженым.

– Настя, я услышала одно: ты узнала что-то страшное. Это, как все плохое, связано с Кириллом или его смертью. И не касается наших с тобой отношений, точнее, причины их отсутствия. Спасибо за доверие. Я сейчас вспомнила, как мы с тобой в лагере забрались на остров, ты звала меня в пещеру, уверяла, что там можно найти сокровища. А мы нашли чей-то скелет. Но хорошо, что сходили: узнали, что в пещерах нет сокровищ. Давай сходим еще в одну. Сейчас пора бежать. Предлагаю выбрать день, желательно полностью свободный для обеих. Встретимся и, по крайней мере, начнем наш переход по острым камням через бурную речку, чтобы точно оказаться на одной стороне. И начнем разбираться.

– Вот это и есть то, что мне нужно. Я позвоню.

– Ты по-прежнему живешь одна?

– Да. У меня будет удобно.

Лариса медленно шла к своему дому. В соседнем когда-то жила Настя с родителями. Девочки познакомились еще до школы, на детской площадке. А дружба, которая бывает выше любого родства, началась у них с первого класса. Сегодняшний день растаял. Она отчетливо, во всех подробностях видела только двух маленьких девочек, слышала их щебетание и веселый смех. Лариса, робкая и замкнутая с рождения, только с Настей и научилась смеяться и спокойно болтать обо всем. Без Насти – забыла даже, как это происходит.

Папа Насти был тогда самым молодым деканом филфака в пединституте. Мама – профессором русской литературы. А дочь они отдали не в элитную частную и дорогую школу – они считали это дурным тоном и к тому же были уверены в зависимости процесса обучения от диктата богатых родителей. Они отдали Настю в обычную районную школу, в которой подобрался редкий состав сильных профессионалов и людей с демократической установкой: учить всех, кто к этому по-настоящему стремится. Потому многие выпускники этой школы поступали в лучшие вузы. Попасть в эту школу было труднее, чем в любую другую: родители занимали очередь за годы. Настю, конечно, взяли без вопросов, и дело не только в авторитете родителей. Девочка была подготовлена едва ли не лучше всех. И это не считая прекрасных способностей. А за Ларису мама Насти просила директора особо: девочка живет с матерью-одиночкой, которая вынуждена очень много работать. Лариса застенчивая и неуверенная в себе, но она страстно хочет учиться вместе со своей единственной подругой.

– И еще, – добавила мама Насти, – у этого ребенка редкая, чистая душа. У такой крохи одна большая мечта – она хочет стать врачом и спасать больных детей.

Да, только с Настей и ее родителями Лариса и поделилась своей странной, взрослой мечтой. Она сбылась. И Лариса верна своей профессии, как единственной любви, которая точно не покинет, не подведет и даже подарит праздники, торжества и победы. Лариса не ошиблась ни в чем: других праздников в ее жизни нет и не будет. После того, который обернулся самой страшным несчастьем.

Лариса вошла в квартиру, где живет с матерью всю жизнь, долго мыла руки и умывалась перед тем, как войти в комнату. Мама Лида сидела в своем кресле на колесах – маленькое высохшее тело, родное изможденное лицо и горячие тревожные глаза, в которых детский призыв, исступленная любовь. Так Лида ждет ее. Так Лариса стала матерью своего взрослого, тающего единственного ребенка. У Лиды рак. Уже везде. Ее здоровье, силы, возможности бороться с жизнью, защищать свое дитя сожрал непосильный труд без просвета. А любовь уцелела, только она и жива.

Так начался их вечер. В нем было все, что нужно обеим: взаимная преданность, ощущение защищенности от всего мира и страстное желание вместе пройти ночь и вместе встретить утро. А боль Лиды ее дочь-мать разведет руками, утихомирит на время губами.

Настя открыла дверь своей квартиры, которую родители подарили ей двадцать три года назад для счастливой семейной жизни. Это комфортная, красивая квартира. Настя сбросила у порога сабо и прошла босиком по прохладным мраморным золотистым плитам холла. То был ее многолетний путь ко всему, что стало ненавистным, к тому, что ею проклято и, наверное, чудом не убито. Сколько раз в ее воображении возникал такой эффектный конец всего: она обливает вещи, подушки, диваны спиртом и щелкает зажигалкой. Не должно оставаться на земле место, в котором так страдал один человек. Где таким чудовищем, палачом становился другой со своим пылающим мозгом безумца. Где были заглушены голоса людей и звучали лишь стоны и рык преисподней. Где рвались нервы, вены и вместо слез текла кровь.