Еще не было ни слов, ни сцен, но мать и дочь уже парализовало предчувствие. И однажды утром Настя проснулась и увидела, как ее утонченная и благородная мама, никогда не занимавшаяся домашней работой (у них всегда была домработница), тащит по полу к входной двери мешок с чем-то твердым и тяжелым. Настя бросилась к ней, мама виновато открыла мешок: там лежали гантели и гири, с которыми Кирилл по утрам делал гимнастику.
– Я просто очень боюсь, чтобы это не было… Ну, ты понимаешь, – проговорила мама.
И кто бы ее понял лучше, чем Настя. В тот же день за мамой с Антоном приехал папа и перевез их в родительскую квартиру. К вечеру туда вызвали рабочих укреплять дверь и устанавливать новые запоры. Перед отъездом мама перебинтовала Насте грудь, чтобы не прибывало молоко. Она уже договорилась с кормилицей на первое время. А потом сказала, хороший педиатр поможет перевести ребенка на искусственное вскармливание. Значит, тем педиатром была Лариса. Как это хорошо, что она тогда была рядом с Антоном.
А у папы Антона появился новый повод для разоблачений и обвинений жены в давних тайных планах забрать и спрятать его ребенка, чтобы при первой возможности сбежать от мужа. Он угрожал ей и ее близким. Настя боялась дышать рядом с человеком, который был уверен, что любит ее больше жизни. Он только должен ее исправить. Допросы с истязаниями, о которых Настя даже никогда не слышала до «семейного счастья». На нее с детства близкие даже дышать боялись, такой она им казалась нежной и ранимой. Она и была такой, именно это и стимулировало жестокость очень сильного взрослого мужчины с уязвленным мозгом, стремящимся к полной деградации. В этом мозгу не осталось ничего, кроме пожирающей его ненависти к одной женщине и уродливого садистского вожделения. Именно это Кирилл и перепутал с любовью. И не в этом ужас. Страшный кошмар в том, что Настя дала себя убедить, что так и есть. Она поставила под удар не только себя, но и всех своих близких, включая и того, кого еще не было. Она обездолила Ларису, которая так и не смирилась с тем, что у нее украли несчастье, показавшееся счастьем. Еще страшнее, что Настя не могла истребить собственную мучительную жалость. Кирилл, входя в роль палача, чувствовал себя жертвой. Он безутешно часами плакал, слезы были жгучими, бесконтрольными, они окончательно разъедали его разум. Он плакал по себе. Только по себе, чувствовать еще чью-то боль ему не было дано. Кирилл просто вбивал в ее голову угрозу убить себя, если она попытается его бросить. В том, что он к этому готов, не было никаких сомнений. Он знал, что это будет пиком ее страданий. Она такая последовательная в своей жертвенности и гуманизме, что никогда такое не простит себе. Так он навсегда станет ее адом.
Через год родители продали свою московскую квартиру, купили дом в Таллине и уехали вместе с Антоном. И Настя вздохнула с облегчением: они теперь в безопасности. А сердце ныло и рвалось от горя.
Лариса медленно ехала на встречу с единственной подругой своей судьбы. За окном машины – лето, новые дети, подростки, юноши и девушки беззаботно торопятся к своим целям, к местам свиданий, к завтрашнему дню. Смеются, обнимаются, говорят по телефону, ловят солнечные лучи, уверенные в том, что все получится. Лариса это понимает, она это помнит… Только ее время надежд оказалось невероятно коротким.
В тот год Настя весной подхватила какой-то плохой грипп, он перешел в воспаление легких, потом у нее нашли осложнение на сердце, и они с мамой поехали в санаторий в Кисловодск на несколько месяцев. Это была первая разлука подруг. Настя должна была вернуться в школу, уже в девятый класс, только в октябре. Летом Лариса гуляла в основном одна. И как-то во дворе ее окликнул незнакомый голос. Лариса оглянулась и оторопела, онемела от потрясения. Рядом стоял парень невиданной красоты. Спортивный, плечистый, с ярко-синими глазами, волшебным лицом, с ямочкой на подбородке. Это был тот самый сказочный принц, каких никто не видел в жизни.
– Эй, – сказал он, – мы вроде с тобой соседи. Ты что бродишь одна, как будто тебя наняли топтать дорожки?
– Соседи? – изумилась Лариса. – Я тебя в первый раз вижу.
– Так я и живу в этом доме неделю. Мы приехали с Дальнего Востока, живем пока у родственников, родители хотят дом купить в ближнем Подмосковье. А мне еще год учиться в школе. Ты в какую ходишь? Я Кирилл, кстати.
– Лариса, – произнесла она и протянула ему руку. – Пошли, я покажу тебе нашу школу. Она недалеко.
Он сжал ее ладошку и сказал:
– А ты хорошенькая.
Так и начался ее кусочек счастья. Он, этот яркий и горячий кусочек, прожил, продрожал на свете три месяца. До возвращения Насти. Лариса так ее ждала…