Без Царя…

— Он стрелял! — сорвался немолодой полицейский, вид которого говорил о хроническом невысыпании, неврозе, и пожалуй — зависимости от кокаина, — Стрелял в здании Университета! В своего сокурсника!

— Это была обычная политическая дискуссия, — парировал выступивший из-за спины Гиляровского адвокат Юрьев, тощий и весьма желчный тип из тех крючкотворов, которых за глаза зовут порой «крючкотварями».

— Дискуссия?! — подался вперёд полицейский офицер, вцепившись в столешницу стола побелевшими руками и выкатив глаза. Ещё чуть, и этот полный, несколько рыхловатый человек начнёт пускать слюну, грызть канцелярские принадлежности за отсутствием щита, и кидаться на окружающих. Городовой у двери на рефлексах напрягся, готовый по мановению начальственной руки или рыка бить, ломать и тащить. Без раздумий!

— Именно! — не смутился Юрьев. Он вообще редко чем смущается, но настоящим циником его не назовёшь, просто человек, что называется, на своей волне. Не самый приятный в общении, педант и перфекционист, он видит красоту в сухих строчках Закона, и способен истолковать каждую запятую так, как это нужно клиенту.

Мы познакомились с ним в Гимнастическом клубе и не то чтобы сошлись, но я один из немногих людей, с кем Илья Михайлович в принципе способен общаться вне пределов юриспруденции. Меня он, памятуя о всем известном перфекционизме в деле переводов, почитает за человека дельного и немного благоволит.

— Политическая дискуссия! — уверенно подтвердил адвокат, склоняя расчёсанную на пробор умную голову, — И по моему мнению — блестящая!

С этими словами он положил раскрытую папку на стол полицейскому, мягко, но непреклонно сдвинув разложенные бумаги на край.

— Извольте ознакомиться! — велел он жестяным голосом, и титулярный советник, ощутимо скрипнув зубами, тяжело опустился за стол и бегло прочитал содержимое папки, слюнявя запятнанные чернилами пальцы при перелистывании страниц.

— Так-с… — сказал он пару минут спустя тяжёлым тоном и потёр мясистое лицо, — отказываются от претензий, значит?

— Совершенно верно! — невозмутимо кивнул Илья Михайлович, — Сокурсники подтверждают, что у них была дискуссия, и по моему мнению, Алексей Юрьевич провёл её прекрасно.

Полицейский явственно рыкнул, оскалив стиснутые зубы, но в виду плачевного состояния оных, должного впечатления не произвёл.

— … безусловно, молодые люди заплатят штраф, — продолжал тем временем юрист, и титулярный советник уцепился за слова.

— Молодые люди? — он снова подался вперёд, — То есть не…

Полицейский самым невоспитанным образом ткнул в меня рукой.

— Не… склонил голову Юрьев, — разумеется — не! Алексей Юрьевич вынужден был…

Нить его рассуждений я потерял почти сразу. Хотя большая часть слов мне не просто знакома, но и в общем-то понятна, но в целом… Какой-то белый шум, право слово!

Гиляровский, судя по всему, улавливает несколько больше, что и не удивительно с его колоссальным опытом ведения всяческих полицейских хроник, чрезвычайных происшествий и фигурирования в доброй сотне уголовных и административных дела как свидетель, потерпевший и даже обвиняемый. Улавливает… и получает искренне наслаждение.

«Потом объясню», — шепнул он одними губами, заметив мой интерес, и вновь обращаясь в слух.

— … разумеется, — втолковывал мне Илья Михайлович, пока мы тряслись в экипаже извозчика, — дело не закрыто, и будет тянуться не одну неделю! Я постараюсь оформить его не отдельно, а так сказать, пристегнуть к делу стрелявшей в вас террористки.

Он полон того профессионального, бумажного энтузиазма, когда человек видит не судьбы конкретных людей, а интересные задачи. Ну… такой уж характер!

Переглядываюсь с Владимиром Алексеевичем, и тот кивает невозмутимо — дескать, доверься! А что, собственно, мне остаётся делать…

— … ваша дискуссия, Алексей Юрьевич, есть прямое продолжение стрельбы девицы Лурье, и я…

… защищать он меня взялся бесплатно. Во-первых — как одноклубник, во вторых — ему очень… очень понравилась моя манера вести политические дискуссии!

Не стрельба, разумеется. Илья Михайлович слишком интеллектуален для подобных вещей. Но подобная… хм, аргументация позволяет апеллировать как к эмоциям, так и к Букве Закона, весьма наглядно и выпукло демонстрируя всю неоднозначность ситуации не только для суда и присяжных, но и для общества вообще.

В общем, что-то там юрист углядел значимое для себя, а я понял только, что вся соль не в моей манере вести дискуссии. Даже не в пристяжке этой стрельбы по делу о покушении на меня девицы Галь Лурье, хотя это очень важно!

Суть в неких малозначимых на первый взгляд деталях, которыми можно будет потыкать оппонента мордой в лужу, как котёнка, и даже, некоторым образом, что-то там перевернуть в практике российской юриспруденции!

Глядя на его предвкушение, полное канцеляризмов, бумажной пыли и размазывания соперников, я только вздыхал. Илья Михайлович обещал не только выиграть дело, но и обелить моё имя, испачканное Трегубовым и родственниками Галь Лурье.