Его взгляд сделался рассеянным. Он что-то вспоминал. Без конца покачивал головой, осуждая невидимого собеседника. Окунев молчал и наблюдал – лезть с вопросами поостерегся.
– В общем так, капитан, – проговорил с тяжелым вздохом Федоров: видимо, решение быть откровенным далось ему нелегко. – Я сейчас буду говорить, а ты меня не перебивай. И ничего такого обо мне не думай.
Окунев не перебивал.
– Жизнь – штука интересная, н-да. Когда я много лет назад предположил то, о чем сейчас скажу, я сам себя, поверишь, счел сумасшедшим. Подумал, что съезжаю с катушек. А сейчас мне почему-то так не кажется.
Окунев снова не перебил, хотя, если честно, поторопить бывшего опера очень хотелось.
– В то время это дело вел Галкин. – Федоров поднял указательный палец. – Но не ограбление банка, капитан Георгий, а другое. Где-то за год, может, чуть меньше до того, как случилось это громкое ограбление банка, в нашем городе убили ювелира. Странное было убийство, Георгий, очень странное.
– Почему?
– Да потому что ювелир был так себе. Не богатый, не известный, тем более не выдающийся. Даже болтали, что он еле сводил концы с концами, чтобы содержать свой ломбард. И вдруг его убивают. За что?
– Может, долги?
– Я тоже поначалу так подумал. И Галкин тоже. Он, к слову, выезжал на место преступления. Но никаких следов преступников не нашел. Вообще многие тогда склонялись к мысли, что это несчастный случай.
– А это был несчастный случай?
– Ходила такая версия: ювелир покончил с собой, поскольку не справился с нуждой и с долгами, – будто не слыша его, продолжал Федоров. – Но я думал иначе. Я досконально изучил отчет эксперта, долго говорил с продавщицей из его ломбарда. И пришел к выводу, что его убили, Георгий. Хотя смерть была тщательно обставлена под несчастный случай или самоубийство, думайте, мол, как хотите.
– А как он умер?
– В ванной. Принимал ванну, когда в воду упал включенный фен.
– Так бывает, – осторожно возразил Окунев. – В чем сомнения, Александр Иванович?
– А в том, дружище, что сушить феном ювелиру было нечего, он был практически лысый. И вдруг, лежа в ванне, включать фен и ронять его в воду! Нелепость же, так? А Галкин, который выезжал на место преступления и потом вел это дело, как-то слишком быстро постарался его закрыть. За отсутствием состава преступления, ясное дело. И поскольку предсмертной записки не было, дело так и сдали как несчастный случай. Все были довольны. Все, кроме…
– Вас? – подсказал Окунев.
– Да мне-то что? – хмыкнул Федоров и подтолкнул к Окуневу блюдо с плюшками. – Ты ешь, капитан, ешь, а то Антонина обидится – подумает, что не понравилась ее выпечка.
Окунев с удовольствием стянул с блюда еще одну маковую плюшку.
– Нет, капитан Георгий, не я был недоволен закрытием дела, а та самая продавщица из ломбарда. С которой, по слухам опять же, у ювелира при жизни случился роман.
– Она считала, что его убили? – пробубнил Окунев с оттопыренной щекой: плюшки были невозможно вкусными.
– Да. Именно так она и считала. И обвиняла местных мажоров. Была, знаешь, в нашем городе парочка отъявленных негодяев с хорошей родословной и крутыми связями. Все им сходило с рук, понимаешь?
– Так точно. – Окунев обнаглел и снова потянулся за сдобой.
– Так вот, эта женщина отказалась давать показания под протокол, а в приватном разговоре со мной призналась, что внимательно осмотрела дом ювелира и не нашла кое-каких ценных вещиц. Все вроде на месте, все в порядке – не перерыто, не разбросано, посторонних отпечатков пальцев эксперты не обнаружили. А вещицы пропали. Это первое.
– Ага. А второе?
– А второе: женщина эта призналась мне, что ее покойный любовник…
Федоров вдруг запнулся и внимательно глянул на Окунева. Безошибочно угадал в его взгляде разочарование, усталость и даже подступающее раздражение.
– Понимаю, капитан. Считаешь, что заскучал я дома, от безделья байки травлю. Извини, просто хочу все подробно, чтобы потом вопросов меньше было. А они будут, Георгий. Поверь, будут!
– Так точно. – Окунев почувствовал, что краснеет.
Как лихо его считал этот мужик, который уже десять лет как сидит дома! Он ведь в самом деле стал уставать от его монотонного голоса и затянувшегося рассказа. И, убей, потерял нить, за которую ему следовало ухватиться, чтобы выйти из собственного лабиринта.
– Ювелир незадолго до смерти наладил связи с поставщиками бриллиантов. – Федоров неожиданно попал в самую точку того, над чем они бились. – Чего вытаращился, капитан? Так она сказала! Вроде с какого-то прииска или еще откуда-то с северов начали ему потихоньку поставлять камушки.
– А чем же он платил поставщикам, если нищим был?
– Значит, не был он нищим. А хитрым был. Это не я сказал, это она так о нем, любовница, значит, его.
Конечно, он понимал, что капитан торопится. И что длинное предисловие ему кажется ненужным. Но он так наскучался на диване с газетой объявлений в руках! Так устал от шахматных партий, которые почти никогда не проигрывал. И так обрадовался перспективе быть полезным, что…
Да, есть такое, затянул малость.