Монах пришел через полчаса, оглядел целую гору чурок.
– Во, другое дело. Ладно, пошли отдохнем.
– Я не устал.
– Все не устали, а отдыхать надо. Пошли, пошли!
Они сели около входа в корпус. Монгол, прикрывая глаза, блаженно щурился на солнце. Оно застыло в самом зените над монастырским ущельем, будто спешило прогреть все вокруг за короткое время здешнего светового дня. Из сонного полуденного анабиоза их вывел глухой удар: небольшая птичка врезалась в стекло распахнутой двери корпуса и замерла, упав на пороге.
– Там же по-русски написано: «Без благословения не входить», – вздохнул монах, и, встав, подобрал птичку. Это была синица. В его мозолистых ладонях она казалась совсем крохотной. Ее лапки поджались, глаза затянула белесая пленка. На вид она была мертва.
– Что ж ты, несмышленая, читать по-русски, что ли, не умеешь? – жалостливо проговорил монах, осторожно поглаживая черно-белую головку одним пальцем. Птичка не подавала признаков жизни.
– Эх, дуреха ты, дуреха. А деток твоих кто теперь кормить будет? Кто будет печку топить, кашу варить?
Птичка вдруг широко открыла клюв и высунула длинный острый язычок.
– Смотрите, оживает! – вскрикнул Монгол.
– Дрова в этом году хорошие привезли! – продолжал отец Силуан, поглаживая синичку. – Отличный дуб. А в прошлом труху подсунули. По виду вроде такие же, только спил не блестит. Кинешь в печь – дым один. Сейчас уже немного разбираемся.
– Вы только дубом топите?
– Что лесники привезут, – тем и топим. Дровами лесничество распоряжается. Иногда бук попадается, он хуже. С ними тоже нужно ухо востро…
– А бывали времена, что Церковь печи книгами топила… – решил сострить Том.
– Это какими еще? – удивился монах.
– Древними мудрыми книгами. Языческими знаниями. Я читал, что много пожгли, – продолжал Том, скосясь на Монгола. Тот молчал, хитро улыбаясь, – даешь, мол.
– А, вон ты про что, – монах помолчал, погладил седеющую бороду, явно подбирая слова. – Тут ты прав. Пожгли много. В Деяниях написано, что в одном Эфесе за раз спалили книжек на 50 тысяч драхм. Это около 360 килограмм серебряных монет. А я думаю, что правильно сделали.
– Почему?
– Я просто немного в курсе. Так что ты удачно спросил. Изначально язычество – это не совсем то, что мы привыкли считать религией. Язычество – это узкоприкладной набор средств по использованию тайных пружин этого мира. Это методика общения с падшими духами. Из тела вышел, полетел, перевоплотился… Всякое такое. Где-то язычество застыло, где-то культурно оформилось, где-то в искусстве прозябло. Но изначально его суть – это задобрить демона ради материальных благ или каких-то сверхспособностей… Когда Моисей поднялся на Синай, евреи тут же сделали себе золотого тельца. Зачем практичному народу с вождем, который напрямую общается с Творцом, понадобились какие-то золотые поделки? Что за странный фольклор? Это же очевидно! Золотой болван действительно исполнял их просьбы. Иначе никто бы не стал тратить золото на бессмысленные статуэтки…
– Я не знаю, – проговорил Том. – Я не в курсе, где там ходил Моисей.
– Хорошо. Ты сказки любишь?
– Отлюбил уже.
– Про лампу Аладдина помнишь?
– Кто ж не помнит, – вставил свое слово Монгол. – Все кино смотрели.
– Неважно. Масляная лампа – это не масленка для еды. Это маленький выпуклый сосуд с узким горлом, в котором обитал джинн. А шаманы Южной Америки говорят, что их духи любят жить в грушеподобных тыквах. Какое совпадение, да?! А просто везде все одинаково. Вот, например, в Полесье считают, что в зеркале, обращенном в колодец, можно увидеть демона. А у индейцев есть практика погружения зеркала в течение реки, за тем же самым. И таких совпадений множество. Это все говорит, что нечисть существует, что есть общая техника контактов с ней, независимо от региона.
Вдруг резко поднялся ветер, закачал тяжелые ветки старого дерева у братского корпуса, пробежал по кронам сосен.
Стало жутковато. Монгол посмотрел вверх, почему-то перекрестился. Даже у иронически настроенного Тома пробежал по спине холодок.
– Христиане боролись со всем этим знанием. – Отец Силуан говорил тихо, даже чересчур спокойно. – Жгли колдовские книги, разрушали капища. Где-то победили, где-то нет. Ирония нашего времени в том, что наука отказала язычеству в его прикладной составляющей. Высоколобые дядьки в толстых очках решили, что язычество – это просто народное творчество и кучка суеверий. Увы, это не так. И все может измениться. Если атеистическая эпоха отойдет в прошлое, а православие вновь превратится в обыденность, то мы снова увидим языческий ренессанс. Я думаю, что именно язычество будет предвестником конца света. Оно расцветет, поскольку Церковь не будет иметь права бороться с ним, как, например, боролась в Средневековье. Права язычников будут защищаться так же, как теперь на Западе защищаются права гомосексуалистов.
Отец Силуан замолчал, поднял голову. Том тоже почему-то посмотрел в небо. Там, в студеной лазури горного неба, кружился одинокий ворон.