Читаем Безбилетники полностью

Монах пришел через полчаса, оглядел целую гору чурок.

– Во, другое дело. Ладно, пошли отдохнем.

– Я не устал.

– Все не устали, а отдыхать надо. Пошли, пошли!

Они сели около входа в корпус. Монгол, прикрывая глаза, блаженно щурился на солнце. Оно застыло в самом зените над монастырским ущельем, будто спешило прогреть все вокруг за короткое время здешнего светового дня. Из сонного полуденного анабиоза их вывел глухой удар: небольшая птичка врезалась в стекло распахнутой двери корпуса и замерла, упав на пороге.

– Там же по-русски написано: «Без благословения не входить», – вздохнул монах, и, встав, подобрал птичку. Это была синица. В его мозолистых ладонях она казалась совсем крохотной. Ее лапки поджались, глаза затянула белесая пленка. На вид она была мертва.

– Что ж ты, несмышленая, читать по-русски, что ли, не умеешь? – жалостливо проговорил монах, осторожно поглаживая черно-белую головку одним пальцем. Птичка не подавала признаков жизни.

– Эх, дуреха ты, дуреха. А деток твоих кто теперь кормить будет? Кто будет печку топить, кашу варить?

Птичка вдруг широко открыла клюв и высунула длинный острый язычок.

– Смотрите, оживает! – вскрикнул Монгол.

– Дрова в этом году хорошие привезли! – продолжал отец Силуан, поглаживая синичку. – Отличный дуб. А в прошлом труху подсунули. По виду вроде такие же, только спил не блестит. Кинешь в печь – дым один. Сейчас уже немного разбираемся.

– Вы только дубом топите?

– Что лесники привезут, – тем и топим. Дровами лесничество распоряжается. Иногда бук попадается, он хуже. С ними тоже нужно ухо востро…

– А бывали времена, что Церковь печи книгами топила… – решил сострить Том.

– Это какими еще? – удивился монах.

– Древними мудрыми книгами. Языческими знаниями. Я читал, что много пожгли, – продолжал Том, скосясь на Монгола. Тот молчал, хитро улыбаясь, – даешь, мол.

– А, вон ты про что, – монах помолчал, погладил седеющую бороду, явно подбирая слова. – Тут ты прав. Пожгли много. В Деяниях написано, что в одном Эфесе за раз спалили книжек на 50 тысяч драхм. Это около 360 килограмм серебряных монет. А я думаю, что правильно сделали.

– Почему?

– Я просто немного в курсе. Так что ты удачно спросил. Изначально язычество – это не совсем то, что мы привыкли считать религией. Язычество – это узкоприкладной набор средств по использованию тайных пружин этого мира. Это методика общения с падшими духами. Из тела вышел, полетел, перевоплотился… Всякое такое. Где-то язычество застыло, где-то культурно оформилось, где-то в искусстве прозябло. Но изначально его суть – это задобрить демона ради материальных благ или каких-то сверхспособностей… Когда Моисей поднялся на Синай, евреи тут же сделали себе золотого тельца. Зачем практичному народу с вождем, который напрямую общается с Творцом, понадобились какие-то золотые поделки? Что за странный фольклор? Это же очевидно! Золотой болван действительно исполнял их просьбы. Иначе никто бы не стал тратить золото на бессмысленные статуэтки…

– Я не знаю, – проговорил Том. – Я не в курсе, где там ходил Моисей.

– Хорошо. Ты сказки любишь?

– Отлюбил уже.

– Про лампу Аладдина помнишь?

– Кто ж не помнит, – вставил свое слово Монгол. – Все кино смотрели.

– Неважно. Масляная лампа – это не масленка для еды. Это маленький выпуклый сосуд с узким горлом, в котором обитал джинн. А шаманы Южной Америки говорят, что их духи любят жить в грушеподобных тыквах. Какое совпадение, да?! А просто везде все одинаково. Вот, например, в Полесье считают, что в зеркале, обращенном в колодец, можно увидеть демона. А у индейцев есть практика погружения зеркала в течение реки, за тем же самым. И таких совпадений множество. Это все говорит, что нечисть существует, что есть общая техника контактов с ней, независимо от региона.

Вдруг резко поднялся ветер, закачал тяжелые ветки старого дерева у братского корпуса, пробежал по кронам сосен.

Стало жутковато. Монгол посмотрел вверх, почему-то перекрестился. Даже у иронически настроенного Тома пробежал по спине холодок.

– Христиане боролись со всем этим знанием. – Отец Силуан говорил тихо, даже чересчур спокойно. – Жгли колдовские книги, разрушали капища. Где-то победили, где-то нет. Ирония нашего времени в том, что наука отказала язычеству в его прикладной составляющей. Высоколобые дядьки в толстых очках решили, что язычество – это просто народное творчество и кучка суеверий. Увы, это не так. И все может измениться. Если атеистическая эпоха отойдет в прошлое, а православие вновь превратится в обыденность, то мы снова увидим языческий ренессанс. Я думаю, что именно язычество будет предвестником конца света. Оно расцветет, поскольку Церковь не будет иметь права бороться с ним, как, например, боролась в Средневековье. Права язычников будут защищаться так же, как теперь на Западе защищаются права гомосексуалистов.

Отец Силуан замолчал, поднял голову. Том тоже почему-то посмотрел в небо. Там, в студеной лазури горного неба, кружился одинокий ворон.

Перейти на страницу:

Все книги серии Extra-текст

Влюбленный пленник
Влюбленный пленник

Жан Жене с детства понял, что значит быть изгоем: брошенный матерью в семь месяцев, он вырос в государственных учреждениях для сирот, был осужден за воровство и сутенерство. Уже в тюрьме, получив пожизненное заключение, он начал писать. Порнография и открытое прославление преступности в его работах сочетались с высоким, почти барочным литературным стилем, благодаря чему талант Жана Жене получил признание Жана-Поля Сартра, Жана Кокто и Симоны де Бовуар.Начиная с 1970 года он провел два года в Иордании, в лагерях палестинских беженцев. Его тянуло к этим неприкаянным людям, и это влечение оказалось для него столь же сложным, сколь и долговечным. «Влюбленный пленник», написанный десятью годами позже, когда многие из людей, которых знал Жене, были убиты, а сам он умирал, представляет собой яркое и сильное описание того исторического периода и людей.Самая откровенно политическая книга Жене стала и его самой личной – это последний шаг его нераскаянного кощунственного паломничества, полного прозрений, обмана и противоречий, его бесконечного поиска ответов на извечные вопросы о роли власти и о полном соблазнов и ошибок пути к самому себе. Последний шедевр Жене – это лирическое и философское путешествие по залитым кровью переулкам современного мира, где царят угнетение, террор и похоть.

Жан Жене

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Ригодон
Ригодон

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – классик литературы XX века, писатель с трагической судьбой, имеющий репутацию человеконенавистника, анархиста, циника и крайнего индивидуалиста. Автор скандально знаменитых романов «Путешествие на край ночи» (1932), «Смерть в кредит» (1936) и других, а также не менее скандальных расистских и антисемитских памфлетов. Обвиненный в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями в годы Второй Мировой войны, Селин вынужден был бежать в Германию, а потом – в Данию, где проводит несколько послевоенных лет: сначала в тюрьме, а потом в ссылке…«Ригодон» (1969) – последняя часть послевоенной трилогии («Из замка в замок» (1957), «Север» (1969)) и одновременно последний роман писателя, увидевший свет только после его смерти. В этом романе в экспрессивной форме, в соответствии с названием, в ритме бурлескного народного танца ригодон, Селин описывает свои скитания по разрушенной объятой пламенем Германии накануне крушения Третьего Рейха. От Ростока до Ульма и Гамбурга, и дальше в Данию, в поездах, забитых солдатами, пленными и беженцами… «Ригодон» – одна из самых трагических книг мировой литературы, ставшая своеобразным духовным завещанием Селина.

Луи Фердинанд Селин

Проза
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе

«Казино "Вэйпорс": страх и ненависть в Хот-Спрингс» – история первой американской столицы порока, вплетенная в судьбы главных героев, оказавшихся в эпицентре событий золотых десятилетий, с 1930-х по 1960-е годы.Хот-Спрингс, с одной стороны, был краем целебных вод, архитектуры в стиле ар-деко и первого национального парка Америки, с другой же – местом скачек и почти дюжины нелегальных казино и борделей. Гангстеры, игроки и мошенники: они стекались сюда, чтобы нажить себе состояние и спрятаться от суровой руки закона.Дэвид Хилл раскрывает все карты города – от темного прошлого расовой сегрегации до организованной преступности; от головокружительного подъема воротил игорного бизнеса до их контроля над вбросом бюллетеней на выборах. Романная проза, наполненная звуками и образами американских развлечений – джазовыми оркестрами и игровыми автоматами, умелыми аукционистами и наряженными комиками – это захватывающий взгляд на ушедшую эпоху американского порока.

Дэвид Хилл

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза