Безбилетники

– Если жизнь вечна, то подвергать ее опасности здесь, на земле, не имеет никакого смысла. Вечность – это ведь куда дольше, чем наш мир. Никто не думает о том, что кладбище – это место, где мы обитаем куда дольше, чем где-либо при жизни. Поэтому не стоит разменивать вечность на временное благополучие. Вся эта языческая требуха дает знание, но не меняет твое нутро, не делает тебя лучше. А это значит, что ты уклонился от реального вызова.

Птичка окончательно пришла в себя. Будто ручная, она уже сидела на ладони, слегка наклонив голову и широко открыв рот. Отец Силуан держал ладонь открытой.

– Ну что, больше так не будешь?

Синичка сорвалась с его ладони и с легким шуршанием упорхнула куда-то в крону дерева.

– Ну и слава богу. Лети, душа живая! Давайте за работу.

Незаметно, за пилой и топором прошел их второй день. К вечеру, когда старый монастырский сад вспыхнул вечерним золотом, из гулкой дали ущелья донесся протяжный распев. Наконец, на дороге, легко опираясь на посох, показался невысокий скуластый бородач лет шестидесяти. Он был в кожаных сапогах; длинная холщовая рубаха с вышитым воротником была подпоясана грубой веревкой. Он будто сошел со старинной открытки. На минуту он пропал из виду и вынырнул уже наверху, у братского корпуса.

– Здравствуйте, православные! – зычным, хорошо поставленным голосом нараспев проговорил бородач и размашисто перекрестился на храм. – Я Божий раб Ярослав, из Сибири иду. Хочу всю Россию-матушку обойти, везде помолиться о богоспасаемом нашем отечестве. Ваш настоятель меня переночевать благословил.

– И много прошли? – отец Силуан нахмурился.

– Широка земля русская, а всю не обойти. Тобольск, Екатеринбург, Уфа, потом Самара, – паломник стал загибать пальцы. – Дальше Полтава, Киев. Потом на север: Москва, Тверь, Кашин… Когда все пройду, – узнаете. Знамение будет.

В дверях корпуса показался отец Никита. Он шел в храм, привычно глядя себе под ноги, но вдруг, подняв глаза на новоприбывшего паломника, отчетливо произнес:

– Прикуси язык!

И пошел дальше.

– Что это с ним? – вздрогнул паломник. – Настоятель-то благословил…

Не дождавшись ответа, продолжил:

– Повсюду лукавый рыскает аки лев, ища кого поглотить. В монастыри уже проникает лютый дух, в святая святых.

– Надолго к нам? – снова спросил отец Силуан.

– Переночую и дальше пойду. Нельзя прикипать.

– Есть, поди, хотите?

– Откушать, – это можно, если позволите. Третью седмицу до вкушения сыта не сиживал.

И отец Силуан повел новоприбывшего в трапезную.

Вскоре приехал Михаил.

– Ну что?! – он заговорщицки подмигнул Монголу. – Кто-то тут хотел побарабанить?

– Да ладно? – еще не веря, проговорил Монгол.

– Ща сделаем, – Михаил пошел в сарай, а через минуту вышел оттуда с топором, ножом и старым фанерным ящиком. – За мной!

Он привел их на небольшую, будто комната, и окруженную вековыми соснами поляну.

– Та-ак, – по-хозяйски оглядев пространство, Михаил заметил торчавшее из земли молодое деревце и срезал его на метровой высоте. Затем стесал его верх потоньше и, надев кусок фанеры, перемотал побег сверху и снизу изолентой.

– Это будет хет! – Михаил чуть подогнул к себе край фанеры. – Он, конечно, без педали, но ничего. От него и будем плясать. А вы приволоките еще десяток полешек.

Через четверть часа посреди полянки громоздилось деревянное сооружение, отдаленно напоминающее барабанную установку. Альт, рабочий и тенор они составили из нескольких полен, установив сверху криво спиленные бревна. Вместо педали для бочки Монгол установил треугольный чурбачок, закрепив на носке своего кеда сдавленную консервную банку. Еще один пень побольше установили в качестве сиденья.

– Почти «Амати»! – смеялся Миша, оглядывая конструкцию. – От барабанов моих ничего не осталось, но! – Он полез за пазуху и вытащил оттуда повидавшие многое барабанные палочки.

– Сейчас опробуем. Звука не будет, тарелок тоже нет, но это и не нужно. В твоей работе главное – ритм. А звук будешь издавать ртом. Умца-умца, таба-даба-дам.

Он еще долго настраивал хет и двигал полена, пока, наконец, не замер. Затем, четыре раза ударив палочкой о палочку, начал стучать:

– Туц-ца, ту-дуц-ту-ца! Туц-ца, ту-дуц-ту-ца-ца! Давай, теперь ты.

Монгол сел, взмахнул палочками, и начал барабанить.

– Стоп-стоп-стоп. Не спеши, стучи тише и аккуратнее. Громкость придет потом. Палочки, палочки возьми где-то на две трети. Пятку от педали отрывай. Держи ритм, не ускоряйся. Про переходы пока забудь. Четыре удара по хету, на первый такт – бочка, на третий – рабочий. Давай, я ритм задам.

Монгол стал стучать, сбился, начал опять.

Том присел неподалеку на лишний чурбак, любуясь этим странным и молчаливым музыкальным инструментом. Миша, подперев рукой голову, внимательно слушал Монгола. Тот был предельно сосредоточен.

– Туц-ца, ту-дуц-ту-ца! Туц-ца, ту-дуц-ту-ца-ца!

Минут через пять Том поймал себя на мысли, что слышит музыку. Ту музыку, которую не может слышать. Но она звучала, ее играл Монгол!

– Так, а теперь давай поменяем рисунок. Хет-раз-два-рабочий-бочка. Хет-раз-два-рабочий-бочка. Ритм, держи ритм. Давай, я задам.