После «завтрака» у Вахтанга мы с Резо вернулись в гостиницу. Поднялись ко мне в номер. И тут я сообразил, что дверь захлопнул, а ключ забыл в комнате. Пошли к дежурной по этажу. У дежурной запасного ключа не оказалось, и они с Резо пошли к администратору. А меня дежурная усадила на свое место – караулить этаж.
Сижу и насвистываю по привычке. Из лифта вышли четверо. Трое – здоровые, как шкафы, а один поменьше – скорее не шкаф, а этажерка. Подходят ко мне:
– Ключ от пятьсот семнадцатого, – говорит самый большой шкаф.
– Не могу. Ящик заперт.
– Так открой!
– Не могу. Я не дежурный.
– А чего тут уселся?
– Попросили и сижу, – отвернулся, посмотрел в окно и снова стал насвистывать.
– А чего свистишь? – спросил не самый большой шкаф.
– Хорошее настроение.
– А чего это у тебя хорошее настроение?
– Выпил.
– И сколько стекляшек ты выпил?
– А что такое стекляшки?
Разговор шел по-грузински. Что бутылки на жаргоне «стекляшки», я действительно не знал.
– Сейчас он скажет, что живет в Москве и по-грузински не все понимает! – сказал не самый большой шкаф.
– Да, я живу в Москве и по-грузински не все понимаю.
– Сейчас он скажет, что он режиссер Георгий Данелия, – сказал не самый большой шкаф.
– Да, я режиссер Данелия.
– Давай выкинем его в окно, – предложил самый большой шкаф.
– Подожди. А вдруг он правда тот Данелия. Пусть документы покажет, – сказал маленький шкаф, который этажерка. – Слышишь? Покажи документы!
– Документы в номере.
– Пошли в номер.
– Ключ потерял.
В окно меня не выкинули только потому, что тут появились горничная и Резо. Мы с Резо повели шкафов ко мне в номер, я предъявил паспорт.
– Действительно, Георгий Данелия! – обрадовался этажерка.
– Ты прописку, прописку у него посмотри! – сказал большой.
Когда шкафы установили, что я тот самый московский режиссер Георгий Данелия, они повели нас в ресторан пообедать и отметить встречу. Шкафы оказались командировочными из Зугдиди. Самый большой был начальником ГАИ, а этажерка – строителем. После обеда Резо стал звать всех в номер послушать сценарий: «Нам важно мнение простого зрителя». Но шкафы сказали, что русский не очень понимают и быстро слиняли. Не ушел только этажерка – это и был Рене Хобуа.
Часов до девяти мы читали ему сценарий, а он серьезно слушал и кивал. Когда мы спрашивали: «Ну как?», он говорил: «Гадасаревиа!». По-грузински это означает: так хорошо, что с ума сойти можно!
А в девять мы были приглашены на банкет: свекра моей двоюродной сестры Кети избрали в Академию наук. И мы взяли Рене с собой.
На следующий день рано утром позвонил Гурам Асатиани и пригласил нас на хаши, который грузинские писатели устраивали в честь приезда Беллы Ахмадулиной. И мы разбудили Рене и взяли его с собой на хаши. А после хаши мы пошли обедать к Верико – вместе с Рене.
Потом Рене порывался уйти, но мы его не отпустили: «Нам же важно мнение простого зрителя»! И заставили слушать другой вариант сценария. Потом спросили, какой ему больше нравится. Рене тут же сказал:
– Гадасаревиа!
– Ромели? (Который) – спросил Резо.
Рене подумал и сказал:
– Ориве! (Оба)
Вечером в тот день на фуникулере был банкет по случаю юбилея красавицы-актрисы Медеи Джапаридзе. И мы, конечно, повели туда и Рене.
А во время банкета Гия Бадридзе сказал, что пора идти в гости к Нани Брегвадзе, она просила его нас привести. Мы пошли. По дороге Бадридзе куда-то потерялся, Рене тоже хотел потеряться, но мы его выловили и к Нани пришли втроем: Резо, я и Рене Хобуа.
Открыла мама Нани в ночной рубашке. Мы поняли, что никто нас не ждет, извинились и хотели уйти, но мама закричала:
– Нани! К нам Резо и Гия Данелия пришли!
Нас усадили за стол, мама принялась что-то готовить, а Нани быстренько оделась, привела себя в порядок, села к роялю и начала петь. А мы говорили тосты и пили шампанское.
Когда вышли от Нани, я вспомнил, что у Рамина Рамишвили, мужа моей сестры Марины, есть бочонок хорошего имеретинского вина. И он обидится, если узнает, что мы были рядом и не зашли. И мы пошли к Рамину. И там тоже все проснулись, оделись и тут же накрыли стол. Когда уходили, Рамин пригласил всех сегодня же на ужин.