Безбилетный пассажир

Нет правил без исключений

Такими же колоритными, как краски, должны были быть персонажи: темпераментные, необузданные, эмоциональные… Даже немного шаржированные (в других картинах я этого как раз избегал). Почти со всеми героями было понятно, кто кого будет играть. Мы с Резо и писали Софико на Софико Чиаурели, Левана – на Серго Закариадзе, солдата – на Евгения Леонова, шарманщика – на Ипполита Хвичиа… А вот что делать с главным героем Бенжаменом? Бенжамен в романе описан как высокий, светловолосый и голубоглазый тридцатилетний мужчина, здоровенный такой детина… Стали мы искать молодого, здоровенного, голубоглазого и светловолосого грузина.

Среди известных актеров такого не было. Стали искать в провинции. И тут я заболел желтухой и угодил в Боткинскую больницу. В Боткинской на лестничной площадке был телефон, и я каждый вечер звонил домой. Мама у меня была как штаб по подготовке картины, докладывала, как идут подготовительные работы в Тбилиси. Как-то я позвонил, а она мне говорит:

– У вас там телевизор есть? Беги быстро посмотри, там твой Бенжамен поет.

В холле по телевизору показывали выступление грузинского ансамбля «Орера». Я посмотрел на всех солистов, потом позвонил маме:

– Ты кого-то из «Орера» имеешь в виду, или смотришь другую программу?

– Эту смотрю. Присмотрись к тому, который играет на барабане. По-моему, то, что надо.

^{Мы с Юсовым. 1967 год.}

Я пожал плечами, опять вернулся в холл. На барабане играл худющий брюнет – он все время скалил зубы. Да, что-то мама перепутала… Какой же это Бенжамен?

Выписался я из больницы, приехал в Тбилиси. Ищем Бенжамена, ищем – не находим. Все не то. Я вспомнил о маминой рекомендации и спросил второго режиссера, Дато Кобахидзе:

– А что, если попробовать барабанщика из «Ореро»?

– Бубу? Нет, он не годится!

Но я попросил вызвать его, на всякий случай. Пришел Буба в гостиницу. В моем номере тогда сидели Вадим Юсов, Дато Кобахидзе и жена Юсова, звукооператор Инна Зеленцова.

Как только Буба вошел, я сразу понял – не то. Поговорил с ним из вежливости… Когда за Бубой закрылась дверь, Инна сказала:

– Ну, все. По-моему, мы нашли Бенжамена.

– Кого? Его???

И я, и Юсов и Дато понимали, что никакой он не Бенжамен.

И мы стали опять искать. Ищем, ищем, никто не подходит. Опять вызвали Кикабидзе – решили еще раз попробовать, раз он маме и Инне понравился. Наклеили ему усы, бороду и сфотографировали – на всякий случай. А гримерша Тамара пришла ко мне и сказала:

– Поздравляю!

– С чем?

– С героем. Только бороду ему не надо, одни усы оставим.

Странное что-то получается! Маме понравился, Инне понравился, сейчас Тамаре понравился. Я позвонил сестрам и напросился на чай. Они, как всегда, позвали подруг и соседок, а я взял с собой в гости Бубу. Посидели, выпили чаю. Буба ушел раньше, а я спросил:

– Как вы думаете, взять мне Кикабидзе на главную роль?

И сразу все заговорили:

– Бубу?! Конечно! Он такой симпатичный, его сразу все полюбят!

Говорят, выслушай женщину и сделай наоборот. Но нет правил без исключений. Так что, если бы я не посчитался с мнением женщин, то критики, возможно, и не включили бы «Не горюй!» в сотню лучших фильмов ХХ века. И на фестивалях фильм не получал бы призы за лучшую мужскую роль.

Буба

Вообще-то Бубу зовут Вахтанг. Но когда я в первый раз позвонил ему домой и попросил Вахтанга, долго не могли понять, кого же нужно позвать к телефону. Я так и пишу в титрах: Буба Кикабидзе.

Буба у меня снимался в главных ролях в четырех фильмах. И еще в двух должен был, но не снялся: в «Хаджи Мурате», который я так и не снял, и в «Паспорте» – там французы требовали взять на главную роль французского актера. Два года я сопротивлялся, но все-таки пришлось им уступить (но об этом потом, когда до «Паспорта» доберусь).

Помимо того, что Кикабидзе великолепный актер, у него есть одна особенность: если у Бубы сцена не получается, надо тут же проверять сценарий. Буба так входит в роль, что не способен сыграть то, что его персонаж не может сделать по логике характера.

Кстати, в образ Буба входит не только на съемках. Я уже писал, что в восьмидесятом году у меня была клиническая смерть. Буба, узнав, что со мной плохо, тут же прилетел в Москву. И кто-то ему сказал, что я вроде бы уже умер. Позвонить мне домой и спросить, умер я или нет, Буба, конечно, не мог. Дня два выжидал, а потом позвонил Юре Кушнереву (он работал вторым режиссером на «Мимино») – выяснить, когда похороны. А тот сказал, что я жив. И Буба поехал навестить меня в больницу.

А теперь расскажу, как визит Бубы выглядел с моей точки зрения. Лежу я в палате – синий, похудевший (Леонов сказал, что по весу и по цвету я тогда напоминал цыпленка табака из привокзального ресторана). Открывается дверь, заходит Буба с цветами. В дверях остановился, посмотрел на меня, тяжко вздохнул. Потом подошел к постели, положил мне в ноги цветы. Потупил глаза и стоит в скорбной позе, как обычно стоят у гроба.

– Буба, – говорю я, – я еще живой.

– Вижу, – печально сказал Буба.

^{Кикабидзе.}