Безмолвная ярость

— Меня это нисколько не смущает; я даже думаю, что это многое объяснило бы в отношении моей матери. Вряд ли ее привлекали мужчины.

— Но у вас был отец, Тео. Вы говорили, что их любовь…

— Да, это была особая, исключительная любовь, но, кроме моего отца, у нее не было никаких отношений, хотя она была очень молода, когда овдовела. Что, если в ее жизни было только две настоящие любви, которые стоили всех остальных, гипотетических?

— Звучит красиво.

Я делаю глоток.

— Что, если мы с самого начала шли по ложному пути?

— То есть?

— Вдруг мама отомстила Далленбаху не за то, как тот поступил с ней, а за то, что сделал с Ниной?

Я вижу проблеск интереса в глазах Марианны.

— Она отомстила за подругу? За насилие со стороны этого врача?

— Не обязательно.

— Тогда за что?

— Далленбах точно присутствовал при родах: возможно, он не сделал всего, что должен был, чтобы спасти ее, а может, допустил медицинскую ошибку, которая стоила Нине жизни… Как бы там ни было, моя мать его не простила. Всю жизнь она несла эту несправедливость как бремя, усугубленное гибелью моего отца, а потом, десятилетия спустя, случайно столкнулась с Далленбахом в этом отеле во Франции. Встреча стала потрясением, вернувшим ее в молодые годы в Швейцарии; она вспомнила жизнь в доме Святой Марии, потерю Нины, которую полюбила… Жестокое столкновение нанесло ей травму, из-за которой она потеряла рассудок и всякое представление о добре и зле…

Марианна вертит бокал между пальцами. Она размышляет несколько секунд, я вижу на ее лице раздражение.

— Это возможно. Вы понимаете, Тео, что это значит, если ваша гипотеза верна?

Я киваю — даже слишком хорошо понимаю.

— Моя мать могла убить невиновного.

* * *

— Когда вы вылетаете завтра?

— Утром, в одиннадцать или около того.

Мы вышли на улицу и остановились под навесом. Несколько капель разбиваются о тротуар. Небо затянуто облаками, звезд не видно.

— Вы далеко припарковались?

— Нет, напротив. — Марианна указывает пальцем на свою машину, но я вижу только разноцветные массы на другой стороне улицы. — Легко они позволят вам увидеться с матерью?

— Вопрос скорее в том, согласится ли она встретиться со мной и поговорить.

— Конечно… Вы должны все рассказать своему адвокату, Тео. Дольше ждать нельзя. У нас, конечно, нет доказательств, но есть фон, который при правильном использовании может послужить смягчающим обстоятельством. Только история Нины позволяет пролить свет на унижения и насилие, которым подверглись эти девочки. Я не понимаю, как суд сможет игнорировать это, независимо от того, что совершил или не совершил этот доктор… О, чуть не забыла!

Марианна роется в сумочке и достает флешку.

— Что на ней?

— Документы, которые я подготовила для вас вчера вечером: сводные данные по предварительным заключениям об административном интернировании по дому Святой Марии. Они четкие, «без заусенцев», и могут оказаться полезными вашему адвокату.

— Спасибо за все, что вы сделали для меня, Марианна. Не знаю, как буду теперь жить без вас…

Она вкладывает флешку мне в руку. Я удерживаю ее пальцы, она бросает на меня короткий взгляд и дарит поцелуй в губы со вкусом фруктового коктейля. Плохо, что я так много выпил — от меня, должно быть, разит алкоголем. Я хотел бы вернуть поцелуй, но не могу… Паралич воли? Я не понимаю, что со мной происходит. Первый раз обращаюсь в камень перед женщиной.

Марианна отстраняется, снова проделывает трюк с непослушными волосами, а через секунду я чувствую, что очарование разрушилось.

— Извини, сейчас неподходящее время, — говорит она, даже не пытаясь сделать вид, что сожалеет.

— Совсем неподходящее.

Я ищу, что бы сказать такое умное и вернуть нас на пятнадцать секунд назад, но не нахожу в своем затуманенном сознании ничего, кроме:

— По-моему, я перебрал.

Она отодвигается чуть в сторону, смотрит на усилившийся дождь.

— У тебя сейчас трудный период, Тео. Я все понимаю.

— Марианна…

Мой протест ничего не меняет, она с улыбкой качает головой.

Ночью мне снится странный сон. Передо мной гигантская красная лестница. Я смутно осознаю, что это она изображена на рисунках Камиля. Начинаю подниматься по ступенькам, они кажутся бесконечными и очень высокими, я иду с трудом. Через несколько шагов замечаю, что брат рядом, он держит меня за руку. Не могу назвать его точный возраст, но он точно ребенок. Как и я. «Ну же, идем, — говорит он, — мы уже близко».

В конце концов мы выходим в очень темный коридор. Я смутно различаю на стенах чучела животных; их глаза следят за нами, пока мы идем вперед. Мне страшно. Камиль сжимает мою руку, и я чувствую, как сильно он дрожит. Коридор такой же бесконечный, как и лестница. Я слышу странные звуки — треск дерева, шорохи и шепот, чувствую присутствие людей вокруг нас, но никого не вижу. Мы продолжаем бесцельно идти, движимые невидимой силой, не в силах повернуть назад.