Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Однако вернемся в 40-е годы XIX в. Тогда, помимо ожидаемого падения Порты, имело место еще одно событие, придавшее Ближнему Востоку жизненно важное значение с точки зрения контроля над путем в Индию. Речь идет о появлении пароходов. Пароходы зависели от частых заходов в порт для пополнения запасов угля, а потому использовали не старый маршрут вокруг Африки, а маршрут через Средиземное море и Красное море, причем груз перегружался с корабля на корабль в Суэце, так как сам канал еще не был прорыт. В 1840-х гг. компания «Пенинсьюлар энд ориэнтал» открыла регулярное пароходное сообщение между Англией и Индией через Красное море. И это тоже использовалось в качестве аргумента сторонниками реставрации Израиля. В 1845 г. Э. Л. Митфорд, чиновник Цейлонской Гражданской службы, предложил «восстановить еврейское государство в Палестине как государство под протекторатом и руководством Великобритании»⁸

. В числе «несметных» выгод, которые он предвидел для Британии, было то, что такое государство «передаст управление нашими пароходными сообщениями полностью в наши руки. Более того, это даст нам главенствующее положение [в Леванте], где мы сможем пресечь любые посягательства на путь в Индию, внушать страх открытым врагам и, буде необходимо, отразить их наступление».

Другой чиновник в другом уголке империи, полковник Джордж Гоулер, в прошлом губернатор Южной Австралии, сформулировал подробный план для достижения той же цели. Он также призывал поселить евреев в Сирии, чтобы предотвратить вмешательство в ее дела других держав. Англии «настоятельно необходимы наиболее короткие и наиболее безопасные маршруты… Египет и Сирия тесно связаны между собой. Враждебная иностранная держава, которая приобретет влияние в любой из этих стран, вскоре станет угрожать британской торговле… и Англия должна теперь же взяться за обновление Сирии, хотя единственный народ, чьи ресурсы будут широко и постоянно задействованы, — истинные дети той земли, сыны Израиля»⁹

. Подобно полковнику Черчиллю, Гоулер снова и снова возвращался к своему тезису, приводя то одни, то другие аргументы. Он свел знакомство с Монтефиоре и сопровождал его в инспекционной поездке по Палестине в 1849 г. Он пошел даже дальше, чем Шефтсбери, который не видел «материальных затрат» со стороны государства-гаранта, и предложил, чтобы европейские державы взяли на себя финансирование этого плана в искупление гонений против евреев. Он побуждал евреев в случае падения Османской империи «смело настаивать» на своих правах на Палестину на том основании, что «эта область исконно принадлежит богу Израиля и его народу», и в конечном итоге «закрепиться в горах Израиля против всех агрессоров».

Примечательно, что в дебатах по поводу возвращения Израиля в Палестину преобладают голоса священников и военных, то есть людей Библии и людей меча. Необычное эхо военного интереса слышатся в мемуарах миссис Финн о британском консульстве в Иерусалиме. В 1858 г. туда прибыла группа видных лиц с британского фрегата «Юриялус», бросившего якорь в Яффе. В устроенной гостям экскурсии четырнадцатилетнего принца Альфреда, младшего сына королевы Виктории, который служил на борту гардемарином, вместе с его наставником майором Кауэллом и командовавшим кораблем капитаном Тарлетоном сопровождала чета Финнов. «Всю дорогу до Вифлеема, — вспоминает миссис Финн, — велся разговор с майором Кауэлом и капитаном (оба они были большими знатоками Библии) о перспективах этой страны и о евреях»¹⁰.

О майоре и капитане больше ничего не говорится. Зато консул и миссис Финн, все еще храня верность заветам Шефтсбери, по мере сил добивались того, чтобы евреи могли обосноваться в собственной стране. Подобно Монтефиоре, Финны пытались начать с материального и малого, со старой еврейской общины в Иерусалиме. Она состояла из четырех с лишним тысяч сефардов, потомков испанских евреев, изгнанных в 1492 г., которым разрешил поселиться в Иерусалиме султан Сулейман Великолепный, и приблизительно трех тысяч ашкенази, нищих беженцев из Центральной Европы, которые пришли в надежде быть похороненными в Сионе. По большей части они впали в «безнадежную нищету», отчасти из-за отказа местных жителей давать им работу, отчасти из-за диктата раввинов, приковавших их к условностям средневекового гетто. С этой преградой Финны, все еще преданные идее обращения, мало что могли поделать. Они проявляли такт. Миссис Финн писала, что старалась не показывать крест на глаза еврейской кормилице, которую взяла для своих детей, поскольку «вполне понимает чувства наших еврейских друзей в этом вопросе». Как при этом она могла «всецело верить и ожидать, что однажды Израиль исполнит Божественные условия», — парадокс, который я не возьмусь разрешить. Каковы бы ни были доводы, Финны были убеждены, что, говоря словами миссис Финн, «этот труд принесет плоды, и Святая земля однажды снова будет населена ее полноправными владельцам, иудейским народом, и снова расцветет, как роза».