История русской интеллигенции неразрывно связана с историей русской книжности; культурное пространство просвещенного русского общества всегда было литературоцентричным, и мистическая очарованность Книгой распространена в русском образованном обществе с давних времен. Об этом свидетельствует опыт реконструкции личных библиотек и круга чтения выдающихся исторических личностей, начиная с мифической библиотеки Ивана Грозного и кончая утраченными библиотеками Ф.М. Достоевского и М.А. Булгакова. Особенно интересны попытки воссоздания типичных древнерусских библиотек и дворянских библиотек XVIII века. Современная проблематика реконструкции библиотечных собраний интеллигентов-книжников обстоятельно и компетентно представлена в статье О.Н. Ильиной[125]
. Не будет преувеличением сказать, что домашняя библиотека – непременная и отличительная черта не только выдающихся исторических деятелей, но и типичного русского интеллигента вообще. Еще в самом конце XIX века В. Русаков (С.В. Либрович) в статье «Библиотека в рабочем кабинете интеллигентного человека» писал: «В наши дни трудно найти квартиру интеллигентного человека, в которой не имелось бы более или менее солидной коллекции книг, не имелось бы библиотеки. Отсутствие библиотеки в доме – это как будто явное свидетельство… малокультурное™ лиц, занимающих данную квартиру»[126].Советский период был эпохой расцвета библиосферы и временем распространения массовой коммуникации, когда к прессе добавилось кино, а затем радиовещание и телевидение. Магия книги использовалась советской властью в полной мере и весьма успешно. Кризис библиосферы, о котором подробно говорилось во Вступлении, был воспринят обществом как информационно-коммуникационный переворот, свидетельствующий об освобождении от магических чар книжной культуры и книжной коммуникации. Традиционная библиологическая дискуссия с вопроса «Что есть Книга?» сместилась на вопрос «Зачем человеку Книга?» Этот вопрос особенно актуализировался в связи с формированием компьютерной инфосферы. Ведущий библиографовед М.Г. Вохрышева озабоченно отмечала, что «триумфальное шествие новых информационных технологий вызывает растерянность и ощущение собственной ненужности». Далее она разумно предлагала: «Необходимо найти целесообразный модус культурологической ориентации в пространстве внедрения новых информационных технологий. В конечном счете, компьютер – лишь средство, которое должно быть адекватным благородным образовательным задачам библиографии»[127]
.Что мы можем противопоставить пессимистическим прогнозам, предрекающим смертный приговор Книге? Не поддаваясь панике и провокациям, обратим внимание на
Наконец, процитируем откровение Е.Б. Виноградовой, сотрудника библиотеки истории русской философии и культуры «Дом А.Ф. Лосева», которая объявила книговедение и библиотековедение «магическими науками», поскольку они «негласно эксплуатируют категорию чуда» – «великое могущество знака и книги»[131]
. «В силу магии книги, – делает вывод автор, – не имеют успеха попытки объединить наши науки “под сенью” документологии или какой-то иной дисциплины и так трудно ответить на вопрос: что же такое библиотечное дело, проза жизни или поэзия? Потому что это и не проза, и не поэзия, а настоящее волшебство, привлекающее в профессию» (с. 19). Магия книги хорошо знакома библиофилам и библиоманам (умолчим о библиотафах); библиотерапия, как показали исследования Ю.П. Дрешер, является могучим средством современной медицины, а наши президенты во время инаугурации почему-то кладут руку на том Конституции.