— У меня уже губы болят, — тихо шепчу Димке на ухо.
— И у меня. Потерпи, родная.
— Обещай, что до завтрашнего дня меня больше не поцелуешь… — трусь носом о его нос.
— Этого не обещаю. Но губы твои оставлю в покое.
«Горько! Горько!» — скандируют гости, а я просто стою, прижавшись губами к Димкиному лицу, и чувствую себя абсолютно счастливой.
Абсолютно.
А еще я думаю о том, что скоро все это веселье, наконец, закончится и мы вернемся к нам домой.
Туда, где на телевизоре живет Дед Мороз.
Который умеет петь и топает ножкой…
И который нас ждет.
Темнее всего перед рассветом
Вступая в новую жизнь, под новой фамилией, я надеялась обмануть судьбу, шлангом прикинуться… Думала, что навсегда избавилась от привычки вляпываться в идиотские ситуации.
И, как обычно, круто обломалась.
Судьба даже не обратила внимания на то, что козел отпущения, Ксения Фролова, поменяла фамилию и прическу.
От судьбы, как говорится, не уйдешь.
— Дюшка! — Я рассерженно швырнула в раковину грязную вилку, и сын, вздрогнув, втянул голову в плечи. — Ты же знаешь, как меня раздражает вот это твое копание в тарелке! Почему салат не ешь?
— Там помидоры… — тихо ответил Андрюша, не глядя на меня. — Я их не ем…
— Хорошо. Не ешь. Давай, я их вытащу из салата. Остальное ты любишь?
— Майонез не люблю… — еще тише ответил сын и снова уронил на пол вилку. — И огурцы там какие-то не такие…
Я швырнула очередную вилку в раковину и завопила:
— Генри!
Димка вошел на кухню с газетой в одной руке и пультом от телевизора — в другой.
— Чего орем? — поинтересовался он и заглянул в раковину: — Состязание по метанию вилок в разгаре? Я — судья, что ли?
— Ты мой муж, — отчеканила я и ткнула в Дюшку пальцем: — Так что помогай. Как мне объяснить этому человеку, что надо есть то, что дают, и что огурцы в салате очень даже такие?
— Какие? — Генри явно надо мной потешался.
— Зеленые, блин! Свежие! С рынка! Не беси ты меня, ради бога. И так нервы ни в борщ, ни в Красную Армию.
Дима отложил газету, вручил мне пульт, пододвинул к столу еще один стул и сел рядом с Дюшей. Сын виновато посмотрел на него и опять склонился над тарелкой.
— Ну что, Андрей Владимирович, бузим?
— Нет. Не едим, — покаялся Дюшес и снова бросил виноватый взгляд на отчима.
Димка забарабанил пальцами по столу, глядя куда-то в сторону. По лицу у него медленно расползалась знакомая улыбка, которая всегда предшествовала какому-то интересному рассказу из его бурной жизни.
— Знаешь, Дюш, мне было лет семнадцать, наверное, — неторопливо начал он, улыбаясь, — и я ненавидел кабачки. Ты кабачки любишь?
— Не-а. Я вообще не люблю овощи. Ну, картошку фри только. И всё.
— Вот. Тогда ты меня поймешь. Кабачки я ненавидел всей душой. Они мне снились, эти кабачки. Все детство снились. А мама моя делала из них икру и каждое лето жарила их тоннами. Я видеть их не мог, веришь?
Дюша кивнул.
— Молодец. В общем, где-то годам к пятнадцати я вырос в редкого засранца.
— Потому что не ел кабачки? — Андрей с интересом посмотрел на Генри, а тот уже повернулся к нему лицом.
— И поэтому тоже. Но больше потому, что злые люди научили меня пить водку.
Я нахмурилась.
— Дим!
Генри, не оборачиваясь, показал мне ладонь. Мол, не лезь, сам все знаю. И, глядя Андрюше в глаза, без улыбки продолжил:
— Это были нехорошие люди, да и водка была невкусной, только я рос без отца, а мама вечно была на работе. Вот и вышло, что я был сам по себе. Я приходил домой под утро, мне трижды ломали нос, все тело было в шрамах… а я почти никогда не мог вспомнить, откуда они появлялись… Я пил, я курил, я постоянно с кем-то дрался. Потом, чуть позднее, меня выперли из института за прогулы, а мне было все равно. Я и поступать-то туда не хотел, меня сестра заставила. В общем, настал момент, когда я довел свою родню до белого каления, и меня пинками загнали в спортивный лагерь. Знаешь, что такое спортивный лагерь?
Дюша, внимательно смотревший Димке в рот, заморгал.
— Не-а.
— Это такая жо… Блин, это такая мрачная вещь, Дюшес, скажу тебе честно. По-моему, мама с сестрой специально долго выбирали и нашли самый отстойный. В принципе, детский лагерь — это такое место, где нужно отдыхать. Плавать, загорать, играть… Есть еще трудовой лагерь: там дети не только отдыхают, но еще и работают, зарабатывая при этом какие-то денежки. А еще есть лагерь спортивный. Там из дохляков-очкариков за два месяца делают Терминаторов. Типа, занятия спортом, сон на свежем воздухе и обязательные километровые пробежки в шесть часов утра должны сделать из обезьяны человека. А я к тому времени был уже абсолютной обезьяной, поверь. Я приехал в этот лагерь вместе с кучей других мальчиков-засранцев, которые тоже любили пить водку…
— И не ели кабачки? — перебил Димку Андрей.