На третий день состоялись похороны Суллы-младшего. Из уважения к бывшему городскому претору и, вероятно, будущему консулу на Форуме прервались все дела, завсегдатаи в
У ростры музыканты, плакальщицы, танцоры и похоронных дел мастера сгрудились у задней стены, актеры же в масках поднялись в сопровождении служителей на ростру, где сели на курульные кресла из слоновой кости. На них были тоги с пурпурной каймой, как у высокородных предков Суллы; один выделялся жреческим облачением фламина Юпитера. Носилки водрузили на ростру, и безутешная родня – вся, за исключением Луция Нония и Элии, принадлежавшая к дому Юлиев – застыла рядом, чтобы выслушать траурную речь. Речь была краткой, и произнес ее сам Сулла.
– Сегодня я предаю земле моего единственного сына, – обратился он к безмолвным скорбящим. – Он принадлежал к роду Корнелиев, насчитывающему более двухсот лет и давшему Риму консулов и жрецов. В декабре он тоже стал бы совершеннолетним. Но этому не суждено было сбыться. Ему не было еще и пятнадцати лет.
Сулла повернулся к родственникам. Марий-младший тоже был в черной тоге взрослого мужчины и покрывал ее полой голову; он стоял далеко от Корнелии Суллы, чьи глаза, превратившиеся от побоев в щелки, смотрели на него с тоской. Рядом стояли Аврелия и Юлия; в отличие от Юлии, рыдавшей и при этом поддерживавшей готовую упасть Элию, Аврелия стояла прямо, не проливала слез и выглядела скорее мрачной, чем опечаленной.
– Мой сын был красивым юношей, любимым и обласканным. Его мать умерла, когда он был совсем мал, но мачеха сполна заменила ему родную мать. Если бы он прожил дольше, то благодаря своей образованности, уму, любознательности и отваге стал бы истинным наследником благородного патрицианского рода. Я брал его с собой на Восток, где вел переговоры с царями Понта и Армении, и он с высоко поднятой головой бросал вызов всем опасностям чужбины. Он присутствовал при моей встрече с парфянскими послами и в будущем был бы прекрасной кандидатурой для продолжения подобных дипломатических миссий. Он был лучшим моим спутником, самым верным моим последователем. Увы, судьба обрушила на него болезнь и отняла его у Рима. Тем хуже для Рима, для меня и для всей моей семьи. Я предаю его земле с великой любовью и с великой печалью, и пусть гладиаторы устроят для вас погребальные игры.
Церемониал на ростре завершился; все встали, кортеж выстроился в прежнем порядке и двинулся к Капенским воротам, ибо Сулла решил похоронить сына в могиле на Аппиевой дороге, где хоронили большинство Корнелиев. У склепа отец снял тело Суллы-младшего с траурных носилок и поместил в мраморный саркофаг на полозьях. Саркофаг накрыли крышкой, вольноотпущенники, раньше несшие носилки, задвинули саркофаг в склеп и убрали полозья. Сулла затворил тяжелую бронзовую дверь. Внутри у него тоже задвинулась крышка, захлопнулась дверь. Сына не стало. Ничто теперь не будет так, как было прежде.