Битва за Рим

– Я получил письмо от моего друга Квинта Поппедия Силона, марса из Маррувия, – начал он разговор с Секстом Цезарем. – Похоже, шайка недовольных самнитов решила, что единственный способ заставить Рим предоставить гражданство италикам – продемонстрировать, что они не остановятся даже перед насилием. На тебя и на Луция Марка готовится напасть большой вооруженный отряд самнитов. Это произойдет во время вашего возвращения с Латинского праздника по Аппиевой дороге, где-то между Бовиллами и Римом.

Для Секста Цезаря это был неудачный день: он дышал с громким свистом, у него посинели губы и мочки ушей. Но он привык к своему недугу и даже пролез, невзирая на него, в консулы, опередив своего кузена Луция Цезаря, раньше его занимавшего должность городского претора.

– Я выражу тебе благодарность в сенате, Марк Ливий, – молвил старший консул, – и позабочусь, чтобы принцепс сената отправил от нашего имени благодарственное письмо Квинту Поппедию Силону.

– Прошу тебя, Квинт Юлий, не делай этого! – взмолился Друз. – Гораздо лучше будет никому ничего не говорить, а просто привести из Капуи несколько бравых когорт и попытаться захватить самнитов. Иначе они будут предупреждены, что заговор раскрыт, и откажутся от своего намерения. Луций Марций, второй консул, усомнится в его существовании. Заботясь о своей репутации, я бы предпочел, чтобы недовольных самнитов поймали с оружием в руках. Тогда мы смогли бы преподать Италии урок, подвергнув бичеванию и казнив всех участников покушения. Италия убедилась бы, что насилием ничего нельзя добиться.

– Понимаю тебя, Марк Ливий, и поступлю соответственно, – решил Секст Юлий Цезарь.

Несмотря на недовольство италийских землевладельцев и готовность самнитов пойти на убийство, Друз продолжил свой труд. Этруски и умбры, нагрянувшие на Форум, повели себя, к счастью, так надменно и вызывающе, что всех настроили против себя, получили резкий отпор и были отправлены восвояси, не приобретя сторонников. Секст Цезарь поступил в точности так, как просил его Друз, поэтому когда самниты напали на мирную с виду процессию близ Бовилл, их смяли прятавшиеся на кладбище на другой стороне Аппиевой дороги когорты легионеров; некоторые погибли в бою, но большинство были схвачены живыми, подвергнуты бичеванию и казнены.

Друза заботило другое, хотя именно этого, как он понимал, и следовало ожидать. Согласно его аграрному закону, вступившему в силу, всем римским гражданам полагалось по десять югеров общественных земель. Члены сената и представители первого класса должны были получить свои участки первыми, а неимущие, capite censi, последними. Считалось, что в Италии набираются миллионы югеров общественной земли, но Друз сомневался, что когда дойдет до самого низа, до неимущих, тем хоть что-то достанется. А как знали все, гневить чернь было опасно. Значит, за землю им полагалась компенсация. Вариант был один – хлеб по сниженной цене, не меняющейся даже в голодные времена. Друз отлично представлял, какая битва развернется в сенате из-за lex frumentaria

, подразумевающего неизменно дешевый хлеб для неимущих.

В дополнение к его тревогам попытка покушения во время Латинского праздника так потрясла Филиппа, что он поднял на ноги своих друзей по всей Италии, а в мае заявил в сенате, что в Италии неспокойно, ходят разговоры о войне с Римом. При этом всем своим видом он давал понять, что совсем не напуган и собирается преподать италикам заслуженный урок. Он предложил отрядить одного претора на север от Рима, одного на юг, чтобы они доложили сенату и народу Рима, что, собственно, происходит.

Катул Цезарь, сильно пострадавший в Эсернии, где председательствовал в специальной комиссии, учрежденной во исполнение lex Licinia Mucia, счел это прекрасной идеей. Претора Сервия Сульпиция Гальбу без промедления отправили на юг, претора Квинта Сервилия из семейства Авгуров – на север. Обоим позволили взять с собой легата, обоих наделили проконсульским империем и дали в дорогу денег, которых хватило даже на оплату телохранителей из бывших гладиаторов.

Известие об отправке сенатом двух преторов для изучения того, что Катул Цезарь упорно называл «италийским вопросом», очень не понравилось Силону. Самнит Мутил, и без того возмущенный бичеванием и казнью двухсот храбрецов на Аппиевой дороге, был склонен счесть это новое оскорбление объявлением войны. Друз в отчаянии писал обоим письмо за письмом, умоляя успокоиться и дать ему шанс.